Такси

В начале лета папа построил новый забор из бетонных блоков, зацементировал двор, построил новый теплый туалет. Бабушка побелила дом и внутри и снаружи. Еще папа сделал новую дверь на улицу и покрасил её зеленой краской. На новой зеленой калитке он прикрепил, купленные в магазине, номер 27 и жестяную табличку «Осторожно! Злая собака!». Никакой собаки у нас и в помине не было! Ни злой, ни доброй. Хотя мы с братом очень хотели, но мама сказала, что бабушке нас двоих хватает.

 Когда папа прикрепил табличку про злую собаку, мама спросила:

 – Вась, у нас же нет собаки.

 А папа сказал:

 – Зато теща есть!

 А я спросила: «Папа, а кто такая теща»?

 Мама ту же сказала: «Вася, убери»! А мне мама сказала: «А ты только попробуй бабушке скажи»! Но папа табличку не убрал, он сказал: «Пусть останется, чужие стучаться будут прежде, чем войти»!

 Никто к нам не стучался, все так заходили.

 Все лето у нас что-то строилось, делалось! Мы готовились!

 И вот однажды утром, папа сказал, что сегодня у нас родилась сестренка! Ночью маму отвезли в больницу, а мы даже ничего не слышали.

Интересно, какая она, наша сестренка? Бабушка сказала, что она совсем еще маленькая, как кукла в витрине «Ласточки». Мне уже пять лет, а еще ни разу не видела живого ребенка, похожего на куклу. У нас на верхней слободке ни у кого дети не рожались. У нашей соседки бабы Нюры детей вообще не было, у Андрияновны тоже, а у всех остальных были уже готовые. Правда неделю назад у Наташкиной мамы, тети Эммы, родились два мальчика–близнеца, но они еще не выходили на улицу, и я их не видела, а в дом к себе они никого не пускают. Бабушка сказала, что их на такси привезли.

Сегодня нашу маму и сестренку выписывают из больницы. Забирать их из больницы мы с папой тоже поедем на такси. Сначала, правда, надо идти пешком туда, где останавливаются эти такси.

 Вызывать такси по телефону?! В то время – это немыслимая фантастика.

Для нас тогда и телефон-то был немыслимой фантастикой.

 Из всей нашей родни домашним телефоном пользовались только тетя Юля с дядей Сашей, которые жили на Черемушках. И то потому, что они оба были «партейные», так говорила бабушка. Дядя Саша работал в каком-то горсовете. А тетя Юля, вообще, непонятно где работала. Где она работала, это слово могли выговорить только мама и папа. В рай-проф-соже. Я тоже могла его выговорить, но я его никак не могла запомнить.

 Телефон, конечно, нужен всем! А нам с Лилькой особенно. Сидишь себе, пьешь чай с вареной сгущенкой, еще и по телефону с Лилькой болтаешь, и по пыли идти к ней не надо, потом ноги мыть, а когда дождь, так телефон нам будет нужнее всего. Я спросила бабушку, что делают в горсовете или в этом райпрофсоже? Я понимала: кто работает, как Иркина мама тетя Зоя, на стройке, они строят дома. Потом там люди живут. Это важное дело, думала я. Когда я болею, к нам приходит Светлана Петровна, она детский врач. Вылечивать детей – и это очень важно. Лилькин папа работает на автобусе, он людей возит, это тоже важно. Баймураткин папа – милиционер. Что делает милиционер, я не совсем понимала, но бабушка сказала, «минцинер» нужен для порядка. Порядок я люблю! Когда в доме все убрано, двор подметен и побрызган водой, и делать больше ничего не надо, играй себе с Лилькой хоть целый день. Порядок это важно! Я люблю, когда чисто и красиво. А еще, Баймураткин папа всегда приезжал домой на мотоцикле и разрешал нам посидеть в люльке. Для детей это тоже важно. А вот, что делают в горсовете, совсем непонятно, а в райпрофсоже тем более. Бабушка сказала, что они там штаны протирают. Я поняла это в буквальном смысле, и мне почему-то стало жалко их штаны. Бабушка сказала, чтобы я не жалела, у них штанов много. «Они руководят», – сказала бабушка. Руководить, наверное, это, что-то очень важное, если у них даже дома есть телефон.

 У нас дома телефона не было, и поэтому, чтобы привезти маму из больницы на такси, мы сначала пошли пешком через речку, к базару, на остановку такси. Я была нарядно одета, но в чем, не помню, момент был слишком волнительный. Еще бы! Как будто мы каждый день на такси ездили, да еще с букетом цветов. Я несла букет, а папа нес здоровенную сетку с одеждой для мамы и для нашей сестренки, и еще пакет с конфетами для врача, но бабушка сказала отдать конфеты медсестре, потому что у неё работа тяжелая, а врач больше получает.

 Уже подошла наша очередь на такси, а такси все не ехало и не ехало. Я думала, что такси придумали для того, чтобы быстро доехать туда, куда тебе надо. Сел в такси, чик, и ты уже приехал. А тут мы его ждем-ждем, а его все нет и нет. Я уже не могла ждать, мне быстрее хотелось сесть в такси и поехать. Я же с букетом, и у нас дело важное. А такси все нет и нет!

 И вот наконец-то подъезжает такси. У меня, как говорит бабушка, сердце зашлось! Неужели мы поедем на этом такси забирать маму? Я такая нарядная! Еще и с букетом! И в такое такси? Нет. В это старое и побитое такси я не сяду! Я уже хотела сказать папе, про своё решение, но папа сам что-то сказал шоферу и он уехал.

 Сколько ждали следующее, не помню.

 Ура! Наконец-то наше такси приехало! Все такси были серые или грязно–голубые, а наше – бежевое, блестящее и совсем-совсем новенькое. Правда, на дверцах зачем-то нарисованы голубые квадратики, они всю красоту портят. Папа сказал, что так надо. «Они не смываются, это на заводе так покрасили». Папа так сказал для того, чтобы я не пыталась отколупывать краску ногтем, пока водитель куда-то ходил.

 Я поверила папе и колупать не стала. Тогда я еще думала: если сделано на заводе – это навсегда! А еще я верила, что все взрослые все понимают и всё делают правильно, потому что они взрослые.

 Наконец-то пришел водитель, мы сели в такси и поехали на «текстиль» за мамой и за сестренкой.

 «Текстиль» – это место, где находился текстиль-комбинат, хлопчато-перерабатывающий завод, магазины, поселок, где жили работники этих заводов, школа, где учились дети этих работников и родильный дом, где рождались дети не только работников текстиль-комбината. Все это называлось коротко, одним словом – текстиль!

Так вот, на этот текстиль я еще никогда не ездила. «А как всё у других»? Это же всегда интересно.