После того,
как я съела апельсин, наступило разочарование, и меня начали мучить сомнения.
Может, все-таки надо было съесть апельсин после обеда, когда брат уйдет к
Вовке. Если бы после обеда, то у меня сейчас еще был бы апельсин. А так одни
корки. Почему всё вкусное быстро кончается? И его всегда мало?
На завтрак мы с братом ели манную кашу. А мама
и бабушка пили чай. Мама рассказывала бабушке, про вчерашний вечер и про новых
родственников. Оказывается, это была еще не свадьба. Оказывается, мама с папой
и дядя Паша с тетей Верой ходили в гости к невесте, знакомиться с её
родителями.
Мама рассказывала бабушке про вчера шепотом,
это чтобы я не слышала. Мы с братом сильно-то и не хотели слушать. Но я все
равно слышала. Мама говорила бабушке про какую-то фаршированную рыбу. Что это
такое, я не знала. Нет, рыбу-то, конечно, я знала. В старом городе прямо на
Кочкар–Ате мы с папой всегда покупаем сазана. Магазин называется «Живая рыба».
Я знала фаршированный перец, а вот фаршированную рыбу, нет. Фаршированный перец
в первый раз, я увидела у Лильки. Я спросила, что это такое у тети Лиды, а
Лилька засмеялась и сказала: «Ты что не знаешь»?
Тетя Лида тоже засмеялась и сказала: «Они же
из Сибири». Мне почему-то стало обидно. Я пришла домой и всё рассказала маме.
Мама сходила к тете Лиде, а на следующий день утром, она пошла на базар. На
ужин мы ели фаршированный перец. Ничего особенного! Пельмени мне больше
нравятся.
Еще мама сказала, что они, родители невесты,
живут на «Черёмушках» и у них все в коврах и есть этот … хрусталь. Что такое
хрусталь я тоже не знала.
Есть манную кашу мы не хотели. Брат думал, как
после вчерашнего отпроситься у мамы и пойти к Вовке поиграть в асычки.
– Ага, хитренький, ты уйдешь к Вовке. А я что
делать буду? Новые санки сломанные, старые утонули, Лильки нет.
– А хочешь, я дам тебе свои цветные карандаши?
– Предложил брат, понимая, что его могут не отпустить на улицу, – и ты будешь
рисовать.
– И альбом дашь?
– Дам.
Рисовать на
тетрадном листке я не любила, мне клеточки мешали. Ну, где вы видели воздух в
клеточку? А вот в альбоме, это совсем другое дело. Толстый альбом, с которым
брат ходил в художественную школу, он мне не дал. Дал тоненький, за пять
копеек.
– Я толстый хочу.
– Малевать свои кривые домики, тебе и этого
хватит.
Брат был прав. По клеточкам домик у меня
ровнее получался, но клетчатый воздух мне не нравился. А вот брат умел хорошо
рисовать. Правда, сейчас он рисовал только кувшины. Но это так в школе
задавали.
– Мам, можно я пойду к Палшкову, – попробовал
отпроситься брат, чувствуя, что сейчас я у него еще что-нибудь выпрошу.
– Только после того, как съешь кашу.
– А давай, – предложила я, – польем кашу
малиновым вареньем. Брат сказал, что варенье лучше намазать на хлеб с маслом. Я
полила кашу вареньем, и получилось очень даже вкусно. Брат тоже захотел полить,
но варенья осталось мало. Он перевернул сахарницу, чтобы больше варенья вытекло
на кашу, но она выскользнула у него из рук и упала прямо в тарелку.
– Ну, что же ты за размазня такая? – Сказала
мама.
Брат все понял: к Вовке его не отпустят, а
заставят чистить от снега двор или читать.
Но тут вернулся с работы папа. Ему дали отгул.
Я выскочила из-за стола и побежала к папе.
Папа подхватил меня на руки.
– Пап, а можно Илюшка пойдет к Вовке в асычки
играть, – неожиданно спросила я.
– Можно, – еще неожиданней ответил папа.
Брат быстро оделся и, набегу застегивая
пальто, крикнул маме, что он идет к Вовке, его папа отпустил.
– Вась, а ты, пока не разделся, сходи в
«Светофор», купи мяса, мне что-то пельменей хочется.
В магазин я пошла с папой. Я любила ходить в
«Светофор». Там всё так красиво. В отделе, где продавали колбасу, селедку и
масло, мне нравились пирамиды из банок. Разноцветные из консервов, голубые из
сгущенного молока и желтые из сгущенных сливок. Издалека, если смотреть с улицы
через окно, то витрины и пирамиды на полках были похожи на цветные домики с
острыми крышами. А еще, в витрине на подносах с рассыпанным лавровым листом
лежали «ежики» из сливочного и шоколадного масла, или просто кубики,
расчерченные ромбиком. Но больше всего мне нравился конфетный отдел и
зеркальная витрина, заваленная горой шоколадных зайчиков в разноцветных золотых
обертках. Я давно мечтала о зайчике, но каждый раз, как только я уговаривала бабушку,
и все зависело от моего решения, во мне срабатывал какой–то экономический
автостоп. Бабушка, обращаясь к продавщице, всегда говорила одно и то же:
– Взесь-ка нам этого зверя, красавица.
Интересно, на скоко он вытянет?
Мой зайчик
вытягивал на много, почти на два рубля, потому что один килограмм зайчиков
стоил немыслимые, и не только по моим понятиям деньги – целых семнадцать рублей
пятьдесят копеек. Бабушкина пенсия была шестнадцать рублей в месяц.
Митрофановна и её дед получали больше, потому что они работали в городе. А моя
бабушка работала в колхозе, а колхозникам пенсию не платили. Бабушке платили за
то, что наш дедушка погиб на войне и бабушка потеряла кормильца. Так сказала
мама, когда вернулась из какого-то собеса. В этот вечер мама и бабушка плакали.
Так вот,
бабушка уже почти, что была согласна купить мне зайчика, но в последний момент
она говорила:
– Оль, ну зачем тебе нужен этот зайчик? Он же
без начинки. На два рубля мы можем купить почти полкило шоколадных конфет.
Бабушка хоть и была неграмотная, а деньги она считала правильно.
– Шоколад везде одинаковый, а в конфетах еще и
начинка есть! – Доводы бабушки были неоспоримы.
В этот момент у меня и срабатывал автостоп.
Ведь в полкило конфет больше. Но полкило мы тоже не покупали. Мы всегда покупали
только двести грамм.
По дороге в магазин мы с папой разговаривали.
Как взрослые. Папа спрашивал меня про вчерашний случай, ну это когда я чуть не
утонула, а не про то, как Илюшка с Рыжим мои санки сломали.
Папа спросил меня, испугалась я или нет. Я
сказала, что ни капельки. Потом папа сказал: «А если бы тот дяденька не
проходил по мосту»?
– Ты что? – Сказала я папе, – а как бы он
тогда прошел на другой берег?
– А если бы он тебя не вытащил?
– Ты что? – Опять я сказала папе, – его все
мальчишки просили, знаешь, как они кричали. А наш Илюшка кубарем скатился с
горки, по которой мы с базара ходим, он тоже кричал: «Дяденька вытащите Ольгу,
это моя сестра».
– А другие мальчишки что кричали? – Спросил
папа.
– Сначала я не слышала, а потом Валерка
Воронов кричал, чтобы дяденька меня вытащил, а то Илюшку отец убьёт. А Вовка
Палшков кричал, что ты еще и бабушку убьешь. Пап, ты же никого не убьешь?
Папа погладил меня по голове и замолчал.
Мы совсем незаметно дошли до магазина.
Папа пошел покупать мясо, а я пошла в
конфетный отдел.
Я как всегда рассматривала зеркальную витрину
с зайчиками и совсем не слышала, как пришел папа. Он спросил меня, что мне
больше всего нравится.
Я честно
сказала, что зайчик. Папа спросил, какого зайчика я хочу. Я сказала: «Зеленого.
Только чур, обертка должна быть целая». Это я сказала продавщице. Я видела,
один зайчик был поцарапанный. От «Гулливера» у меня уже есть желтая золотинка,
а зеленой нету.
У меня еще полным–полно конфет в новогодних
подарках, а папа все равно купил мне зайчика. А еще папа зачем-то купил целых
полкило шоколадных конфет «Белочка» и коробку зефира.
– Вот это да! И это все нам?
– Вам, вам!
Всю обратную дорогу я любовалась своим
зайчиком, а ближе к дому я опять начала сомневаться: «Может розовый зайчик
лучше? И розовой золотинки у меня нет».
Придя домой, я хотела сбегать за Илюшкой, но
пока я думала, куда поставить моего зайчика, Илюшка сам пришел.
Зайчика мы прислонили к вазочке на буфете.
– А что мы ему вперед откусим, ноги или уши? –
Спросил брат.
– Пока подарок не кончится, зайцу ничего
откусывать не будем, –
по-хозяйски
распорядилась я.
Я рисовала цветными карандашами в альбоме, а
брат, жуя СВОЮ конфету, сказал, что я могу взять себе этот альбом насовсем.
Потом мы ели пельмени, а потом мы с папой смотрели санки. Папа сказал, что их
можно починить. Он сделает мне новую железочку и совсем не будет видно, что они
сломанные. А еще потом, мы все вместе пили чай с бабушкиным зефиром.
Оказывается, папа купил зефир бабушке, потому что у неё зубов мало. Бабушка так
обрадовалась и отдала зефир нам. Она сказала, что даст деньги на велосипед. А
мама сказала, что они купят велосипед и подарят его брату на день рождения, в
апреле. Как раз всё подсохнет, и можно будет кататься.
Когда мы уже
допивали чай, неожиданно пришла Лилька. Она приехала из Фрунзе и принесла нам с
братом две здоровенные конфеты, почти такие же как «Гулливер», только они
назывались «Манас». Что такое «Манас», не знал никто. Папа посмотрел на конфету
и сказал, что так, наверное, зовут этого джигита, который нарисован на фантике.
Пить чай Лилька не захотела, потому, что они с Сережкой объелись конфет еще во
Фрунзе. Их тетя, оказывается, работает на конфетной фабрике, и у неё дома
конфет видимо-невидимо. Она даже целую сумку дала им домой. Ничего себе! Вот
Лильке повезло! Я чуть-чуть развернула конфету – в конфете золотинка была
розовая! – Как хорошо, что зайчик зеленый! – Обрадовалась я.
А еще Лилька рассказала мне, что она купалась
в большой белой ванне:
– Представляешь! В ванне можно лежать и воды
по шейку!
Я хотела спросить, где они столько горячей
воды взяли, но Лилька меня опередила и сказала, что горячая вода течет прямо из
крана.
Меня тоже купали. Но в нашей цинковой ванне,
которую ставили на две табуретки возле печки, я могла только сидеть. А воду
баба грела на печке, в большой кастрюле, потом разводила воду в ведре и
обкупывала меня из ковшика.
– Ты что не веришь? Спроси у моей мамы!
В доказательство своей честности Лилька
сказала, что рядом с ванной есть еще … она забыла как это называется, туда
можно писать и даже ка …
– Ну, ты ври, да не завирайся, – сказала я, –
прямо в комнате, что ли?
Лилька обиделась.
Я тут же побежала к маме и все рассказала ей.
Мама сказала, что так бывает.
– Я тоже так хочу, как Лилька.
– Ладно, – согласилась мама, – в следующий
раз, когда мы поедем в гости к тете Юле, на «Черёмушки», мы возьмем тебя с
собой!
Поехать на
«Черёмушки»! Это же, как сейчас, провести каникулы где-нибудь на Канарах!
Перед тем как лечь спать, я открыла старый
букварь, доставшийся мне от брата, посмотрела на все свои золотинки, теперь у
меня были все! Белая, вообще-то она была серебристая, но мы почему-то называли
её белая от маленькой шоколадки из папиного подарка,
золотая от «Гулливера», розовая от «Манаса» и зеленая от зайчика.
Развернутый зайчик с целыми ногами и ушами
лежал в сахарнице вместе с
надкушенной конфетой «Манас».
Я еще раз посмотрела на свое богатство,
разгладила ногтем уголки золотинок, закрыла букварь и положила его под подушку.
– Завтра попрошу бабушку сварить картошку, а
за селедкой я сама сбегаю в «Светофор». Тошнит уже от этих конфет, – гордо сама
себе сказала я, перевернулась на другой бок и уснула.
На следующий день бабушка напекла на
сковородке пирожков с прокрученными вымоченными в воде апельсиновыми корками и
вареными сухофруктами из компота, посыпанными сахаром. Илюшка сбегал за
мальчишками, и они у нас пили чай с пирожками и конфетами «Белочка».
А я ела
картошку с селедкой. Валерка Воронов тоже ел картошку и селедку и все запивал
сладким чаем. А конфеты он взял с собой. Конфеты бабушка всем дала поровну,
всем досталось по четыре конфеты, потому что я конфеты не ела. А Рыжий ел–ел, а
потом сказал:
– Ольга, может, ты еще раз в речку скатишься,
мы тебя спасем и еще раз конфеты поедим.
А бабушка сказала:
– Типун тебе на язык! Вы лучше акации весной
обкопайте, а то всё вытоптали, басурманы. А чаем я вас и так напою.
Когда все уходили, Воронову бабушка дала еще
пирожки, домой.
– А почему только Воронову? – Спросила я.
Бабушка сказала:
– Потому что они живут без отца, да еще на
лагерной улице.
При чем здесь лагерная улица и что это значит,
тогда я тоже не знала, но название мне показалось красивым.
Комментариев нет:
Отправить комментарий