Снегопад под Рождество

Из-за снегопада аэропорт не принимал.

В зале прилета, как в муравейнике.
На информационном табло уже нет места, список не прибывших рейсов всё пополняется и пополняется.

А снег всё идет и идет.

В кафе за небольшим столиком Инга читала оставленную кем-то  газету и пила кофе. За столом она сидела одна, все стулья разобрали встречающие.

Инга встречала сына с внучкой.

«Achtung! Achtung…»!

Отдел информации в очередной  раз объявил о задержке рейсов, по причине метеоусловий.

- Сами видим, - недовольно ответила Инга, - лучше скажите, что делать?

«Возвращаться домой – на дорогах пробки. Да и дом не рядом.

А вдруг снегопад кончится. И где гарантия, что ты успеешь во время вернуться?

Выбора нет - остается только ждать.  И верить в благосклонность судьбы.

Может, у неё совесть проснется, и госпожа снизойдет.

Завтра Рождество как-никак.

Будем надеяться и верить.

Один умный человек сказал, что вера без надежды – это почти любовь, а если наоборот, то это уже шизофрения.

Хочется выбрать любовь». 

Инга с надеждой подняла голову. На табло всё было без изменений.

- Похоже, и выбираем не мы.

Что делать?  Ну, как говорится в таких случаях, остается только молиться.

Закрыв последнюю страницу газеты, Инга посмотрела на часы. Молча возмутилась, и повернулась лицом к стеклянной стене зала.

За стеной, по-прежнему, не переставая, валил снег. Природа упорно продолжала испытывать человеческое терпение.

Разглядев за стеклом заваленные снегом елки, Инга почти в голос воскликнула:

- Боже! Какая красота!

Любуясь пушистенькими елками, Инга никак не могла подобрать подходящее определение для этих стройных серебристо-зеленых красавиц, так заботливо наряженных в снежные шубки.

В голове крутилось слово «укутались».

«Нет, не это. Кажется, это слово есть в каком-то русском фильме, в песенке про зиму». Инга улыбнулась: «Ну, не про лето же».

Но, ни песенка, ни слово не вспоминались.

Не сильно расстраиваясь по поводу своей забывчивости, Инга  отвела взгляд от елок и посмотрела в зал. На глаза попался краснощекий мужчина в толстом пуховике. Сердитый. Надутый, под стать своему пуховику. Если не сказать – злой.

«О! Как нахохлился! Небось, только приехал», - подумала Инга, - я уже тут три часа жду. И ничего. Не злюсь!

Вспомнила! Точно! Нахохлились!

Инга снова посмотрела на мужчину.

- Он, и, правда, какой-то злой. А елочки красивые, пушистые и вид у них добрый. Нет. К ним это слово не подходит.

- Может, забываю русский язык. Жаль. А может, старею?

Инга задумалась.

«А этот «индюк» в пуховике, что уставился»?

Мужчина стоял недалеко от кафе и нервно оглядывался.

Не найдя свободных кресел, он уселся на мраморный бордюр декоративной клумбы, прямо напротив столика, за которым сидела Инга.

Немного поерзав, он расстегнул свой серый пуховик, явив миру приличный животик, обтянутый красным пуловером.

Инга прыснула смехом.

«Точно! Нахохлился. Снегирь с красным пузом».

Она прикрыла рукой лицо и сквозь пальцы увидела, что этот «снегирь» пристально смотрит на неё. Она засмеялась еще сильнее.

И вместо песенки про зиму, ей вспомнилась совсем другая песенка:

«… шла лесною стороной, увязался чёрт за мной, думала - мужчина, что за чертовщина»?

- И что только в голову не взбредет от безделья! – Подумала Инга, - всё! Хватит смеяться. Не приведи, Господи,  этот «пернатый» еще вообразит себе невесть что! Срочно поворачиваюсь к окну и созерцаю  «Времена года».

А за окном! Снежная феерия в полном разгаре! Ветер закручивает такие рулады, снежинки плясать не успевают.

- Не погода, а прям, «картинки с выставки». Для полноты образа только снегиря и не хватает.

Смеясь, Инга не заметила, как проходившая мимо женщина ловко пододвинула к столу неожиданно освободившийся стул.

- Darf ich?

- Bitte schön, - автоматом ответила Инга.

- Вы какой рейс ждете? – Задала актуальный вопрос женщина.

- Я? Из Нью-Йорка. 

- А я из Лондона. Дочь еще утренним рейсом должна была прилететь.

Я тут с самого утра…

Инга отвернулась от окна, понимая, что ей попалась разговорчивая соседка.

«Судя по внешности, - решила Инга, - она из русских немцев».

Но незнакомка, на удивление, говорила без акцента, и на явном швабском диалекте. 

«Из наших будет. Можно и поговорить. Почему бы нет? – Сама себя спросила Инга, - всё равно жду. Делать нечего. Газета бестолковая, одни фотографии с гей-парада. А этот «вернисаж», - она еще раз глянула в окно, - похоже, нескоро закроется».

- А у моих пересадка в Лондоне, - поддержала разговор Инга.

- А у меня в Лондоне дочь работает, - сказала женщина.

Сначала училась, потом разнообразия захотела. Осталась. А я вот тут совсем одна.  Дочь часто прилетает, но лучше бы, дома жила.  Не слушает.  Как говорится, где родился, там и пригодился.

Думают, что там, где нас нет, всё медом намазано. Работать везде надо, да еще как! 

И что это за жизнь – с работы возвращаешься, а тебе и чай налить некому?

Ладно, чай. Пустота и никакого человеческого тепла. Так ведь недолго и в роботов превратиться.   

Собеседница задумчиво развела руками.

- А ваши здесь живут или в Америке?

- В Америке.

- И что их так по свету мотает?  Что ищут?  А про самое главное забывают. 

- Я думаю, - заметила Инга, - каждый сам определяет, что для него главное.

- Определяй, не определяй, а семья нужна всем и немцам, и англичанам, и мужчинам, и женщинам.  А детям семья нужнее всего.

- Про детей  это Вы очень точно подметили. Семья – это всё.

Кофе остыл, - неожиданно сказала Инга.

- Простите меня, я вас заговорила.

- Нет, нет. Что Вы!  Это снегопад.

- Снегопад, - задумчиво повторила собеседница, - я люблю зиму со снегом, только вот сейчас снег совсем некстати.

- Вы правы, - опять поддержала разговор Инга.

- И вы правы. Про семью вы правильно говорите. Я тоже так думаю, семья – это всё, особенно, если настоящая.

Наше поколение это понимало. Мы стремились создать семью. Как ни крути, а семья – это основа жизни. 

А нынешняя молодежь не торопится семьей обзаводиться. А уж детей рожать и вовсе не хотят. Не желают обременять себя обязанностями.

- Я думаю, не все, - осторожно возразила Инга.

- Слава Богу! Есть надежда, что человечество не вымрет.

Инга улыбнулась:

- Я тоже надеюсь, что всё не так плохо! Природа мудра. Желание жить победит!

Собеседница Инги с явным отвращением посмотрела на газету, лежащую на столике:

- Если учесть, сколько развилось голубых и розовых, то я сомневаюсь в мудрости природы, - уверенно сказала она.

- Это не природа, это человеческие выдумки от безделья, - Инга развернула газету, первая полоса которой пестрела яркими красками гей-парада, - или, как вы говорите, разнообразия захотелось. А может, просто от лени. Вместо того, чтобы исправить ошибку природы, они идут по пути наименьшего сопротивления. А может, никакой ошибки природы вовсе и нет?  И всё это, лишь непотребное желание сомнительных удовольствий?  Опять же от вседозволенности.

- Всё заполонили, - собеседница брезгливо ткнула рукой в газету, - мужики совсем стыд потеряли. Глаза бы мои не смотрели.  Боже мой! Мир сходит с ума, - расстроено сказала незнакомка, - мне не так давно подруга звонила, говорит, поздравляю!

Спрашиваю: «С чем»?

А она смеется и говорит: «С тем, что теперь весь мир к Германии лицом повернется»?

- Это почему? С чего вдруг такая любовь? - Удивилась я.

А она опять смеется: «С чего! С чего!  У вас министром иностранных дел гея назначили. Попробуй тут не повернись».

Я понимаю, свобода выбора, равноправие, но ведь и приличие соблюдать надо. Вот уж точно, ни к чему трясти своим грязным бельем, тем более перед всем миром.

- Я видела его по телевизору, - сказала Инга, - вроде приличный мужчина.

- Приличный костюм в наше время каждый может купить. А вот где у него мозги были, когда он своего партнера взял с собой на международную встречу?  Жены министров иностранных дел! У всех жены как жены. А у нас? Мужик – жена!  И смех и грех!      

- Толерантность, - лукаво улыбнулась Инга.

- А я думаю, распущенность и вседозволенность, - более прямолинейно выразилась собеседница.

Без всякой толерантности ясно, что это неправильно.

- Ну, это мы с вами так считаем, - согласилась Инга, - а многие по-другому думают. Сейчас им разрешили заключать брак, так сказать, семью создавать.

- Ой! Если бы думали, кто это разрешает! Ну, какая это семья? Тут и думать не надо, продолжения жизни нет, значит это не семья.

Семья – это мужчина, женщина и дети. А всё остальное – дурь и баловство. «Убей меня», но все эти розовые и голубые, это ненормально.

- Я человек с традиционной ориентацией, - Инга развела руками, -

 поэтому мне вообще непонятно, как может мужчину, в интимном плане, привлекать мужчина?  А женщина женщину, тут уж вообще, не поддается разуму. Хотя, говорят, взаимопонимание проще. Общность интересов. И отношения нежнее.

- Я не врач, но в медицине кое-что понимаю, - возмутилась собеседница, - я думаю, здесь чисто физиологический интерес.

Проще говоря, физические размеры.

Мужики-то не рожают, тем более этим местом.

Чтобы у них у всех геморрой был.

Как известно, любое удовольствие сродни наркотику. А уж это тем более. Понятно, ощущения острее. Вот отсюда и отношение нежное.  

Пиво попить и футбол посмотреть всегда напарник найдется. А вот, извините, свою задницу не каждый подставит. Тут уж надо не только нежность проявлять!

Инга весело засмеялась. Она не ожидала такой откровенности:

- Согласна. Действительно, надоели.  Будто других проблем нет.

Безработица. Молодежь учиться не хочет. Наркомания. Болезни. А эти со своими «удовольствиями» разобраться не могут. Скоро нормальная часть человечества на парады гордости выйдет. 

У кого-то рядом зазвонил телефон.

 Инга достала свой телефон и всплеснула руками.

- Сын звонил, а я не слышала.

Она тут же набрала его номер, но его телефон был отключен.

Инга расстроилась.

- Простите меня, - сказала женщина, - это я вас заговорила.

Инга еще раз перезвонила, но телефон сына не отвечал.

- Что же теперь делать? – Расстроилась собеседница и тут же сама ответила, - остается только ждать. Может, у него телефон разрядился, или они в полете. Давайте чай закажем.

- Давайте, - согласилась Инга.  

«Achtung! Achtung! Шартон Инга! Шартон Инга! Подойдите в отдел информации. Вам поступило сообщение из Лондона», - внятно прозвучал голос дежурного диспетчера, - Шартон Инга…

- Это меня.  Инга вскочила и помчалась к отделу информации.

Услышав фамилию, собеседница Инги растерянно привстала, но тут же  не глядя села на стул. Через секунду она вскочила и, забыв на столе сумку, побежала вслед за Ингой.

- Сын решил, что у меня телефон разрядился и отправил мне телеграмму, - поделилась радостью Инга, - летят. У него из-за снегопада рейс поменялся.

- Шартон – это ваша фамилия? Или мужа?

- Моя.

- Вы русская? – Смутившись, спросила женщина.

- Нет, я немка.

- Простите. Так не может быть. Мне показалось. Фамилия редкая.  Подумала, что Вы тоже из России.

Вернувшись в кафе, женщины сели за свой столик.

- Вы не так поняли, - сказала Инга, - я немка, но из Казахстана, правда, тридцать лет как уехала.

- Из Казахстана? А город? – Обрадовано спросила женщина, - а как зовут вашего отца?

- Георгий Шартон, - ответила Инга.

- Моего отца тоже  Георгий Шартон зовут.

- Георг Яковлевич Шартон, - кивнула головой  Инга.

Незнакомка растерялась и не могла сообразить, что ей делать. Вдруг  она открыла сумку и стала что-то искать.  

Из сумки она достала записную книжку.

- С собой ношу. Это альбом. Скучаю. У меня тут все, и родители, и внуки.

Раскрыв альбом, незнакомка показала фотографию.

- Это он?

- Он, - закивала головой Инга, - а вы его дочь?

-  Да, - ответила женщина, - получается. От второго брака.

- Ну, а я, получается, от первого, - Инга оторопело смотрела на свою родственницу, - давайте чай закажем, - не зная, что сказать, предложила Инга.

Приложив руку к щеке, женщина сидела напротив Инги и качала головой:

- Я уже и не надеялась.

От меня почему-то скрывали, что у меня есть сводная сестра. Про тебя я узнала, когда отец умер. Ты к этому времени уже уехала из нашего города. Так мне в справочном бюро сказали. А куда выбыла, не сказали. Я надеялась, что тоже в Германию. Но, и тут ничего! Потом я решила, что ты фамилию сменила.

Я столько писем и запросов написала. Куда только ни писала. А тут, как в индийском кино.

- О-о!  В кино всякую ерунду придумывают, особенно сейчас.

В жизни и не такое бывает! В жизни ведь всё по-настоящему.

Вас как зовут? – Спросила Инга.

- Меня? Света. Светлана. А муж звал Лана. Так меня все зовут.

- А меня – Инга, - Инга улыбнулась, - и меня все так зовут.

- Я столько времени тебя искала, – скрестив на груди руки, сказала Лана, - не могу поверить! И надо же, в таком «муравейнике» сестру встретить.

Лана сделала несколько глотков чая и отодвинула стакан в сторону.   

Подперев рукой щеку, она смотрела на Ингу и никак не могла поверить:

- Муж все время меня ругал, говорил, что я слишком болтливая.  А он умер, мне и говорить ни с кем не хочется. А тут сама не знаю, что случилось.  Одиночество, наверное, дает о себе знать. Дочь давно не приезжала. Думала, прилетит, Рождество вместе встретим. Я по старой памяти наготовила, как муж говорил, на год вперед.

Муж  умер, сын с семьей в Африке работает, дочь в Лондоне, а я одна.

- У меня тоже в этом году муж умер, - печально сказала Инга, -  первый раз на Рождество буду одна. Сын решил с внучкой приехать. И надо же – снегопад. А вчера такой солнечный день был.  А теперь вот снег идет и идет. Вдруг сегодня не прилетят, а завтра Рождество.

У меня муж любил готовить. Вся семья собиралась. 

- Я думаю, прилетят, - Лана с надеждой посмотрела в сторону стеклянной стены, - Рождество все-таки.  А если…

То мы уже не одни. Мы же встретились. Это же надо!  Сестру встретить. Уже и не ждала, а встретила.

Лана положила свою руку на руку сестры, крепко сжав её.

- Одной тяжело. Дети есть. Но ты сама видишь, где эти дети!  Они еще не понимают, что значит иметь рядом родную душу.   

- Ничего, - успокоила   Инга, - придет время и они научаться правильно думать. У них тоже всё получится.

Лана вытерла глаза и согласно кивнула головой.

- А я вот правильно думать не сразу научилась.

Вначале, я совсем по-другому думала. Дедушка – секретарь горкома, мама – директор,  отец – начальник.  Всё в достатке. Я в семье – единственный ребенок. Всё по первому требованию. Казалось, так будет всегда. Но, увы!  Всё очень быстро закончилось. И началась совсем другая жизнь.

- Прости, можно задать вопрос?

- Конечно.

- Как ты попала в Германию?  Я знаю, что отец сменил фамилию.

Лана улыбнулась и вполне серьезно сказала:

- Ленин помог.

- Как это? – Искренне удивилась Инга.

- У деда в кабинете мебель была красивая. Старинная. Добротная. Он все основательное любил. А когда он умер, бабушка в его кабинете ничего не трогала и нам не разрешала.

Бабушка умерла в перестройку. Мы с мамой вдвоем остались. Отец к этому времени тоже умер. Когда деньги закончились, мы с мамой решили мебель деда продать.

Один наш знакомый новым русским стал. Ему и приглянулась дедова мебель.  Для солидности решил приобрести.

Мама стол разбирала, я шкафы книжные. На верхней полке в шкафу бюст Ленина стоял. Его деду на семидесятилетие наши металлурги подарили. Я думала, он гипсовый, серебряной краской покрыт. А он стальной оказался. Я его резко взяла и не удержала.  Уронила. Ленин со всего маху в открытый ящик стола и шлепнулся. Ну и пробил верхнюю дощечку. А под этой дощечкой отцовские документы лежали. Отец немцем оказался. А его все русским считали. Я и не знала, что у отца фамилия мамина.  

Дед сохранил документы. Реалист был. Наверное, на всякий случай. Кто знает, как оно завтра повернется.  Про свой тайник дед не успел сказать. У него приступ на работе случился. В сознание он так и не пришел, в больнице умер.

В столе мы нашли записки деда, что-то вроде дневника и доллары. Представляешь, одних за доллары в тюрьму сажали, а сами копили.   Прочитали дедов дневник и в ужас пришли. Не жизнь, а сплошное враньё!  Даже в семье. Вранья столько, что мы и представить не могли.

Мама помогла мне переоформить документы. Мы продали квартиру, мебель, посуду, и всё, что можно было продать. Купили маме однокомнатную квартирку, оставшиеся деньги подели, и я уехала.

И вот тут я узнала жизнь.

Всех, кто Родиной недоволен, всех надо в эмиграцию. Хлебнут «вольной жизни», вот тогда я с ними с удовольствием поговорю.

Шпрах-курсы окончила – вольная птица. Надо работать.

Вопрос: «Где»?

Я ничего не умею. У меня диплом биолога. Но я и там по специальности не работала. Там я была на руководящей работе. В университете – в комсомоле, после – инструктором в горкоме.  А здесь я даже в школу не могла пойти работать, опыта нет. Остается идти путсать (убирать квартиры), а я и это не умела.

Но жизнь заставила. Научилась. 

Выбора не было. Жить как-то надо.

А сколько соблазнов?

Все границы открыты – поезжай, куда душа пожелает!  А магазины! Все попробовать хочется!

Одежда, обувь!  Глаза разбегаются. Я же тогда совсем молоденькая была.

Хорошо, в Германии образование бесплатное. Я пошла учиться на курсы медсестер, мой диплом пригодился.

Училась, мыла, убирала квартиры, ухаживала  за больными, за старичками. За всю предыдущую беззаботную жизнь с лихвой заплатила.

Ничего. Постепенно выкарабкалась.

Начала работать в государственной больнице.

Вскоре заметила, молодой врач проявляет ко мне интерес.  Думала, влюбился.

Нет! Оказалось, ему для мамы сиделка нужна.    

Я одна. Особенно ничем не занята.  Согласилась. Решила своей маме на поездку ко мне заработать.

Работая у них в семье, я поняла, как важно иметь семью. Настоящую семью. У нас была семья. Мама, папа, дедушка, бабушка. Всё было, а самого главного не было. Любви. Родители не были счастливы. А в итоге – у меня ни сестры, ни брата. Отец на маме по расчету женился. Дед в горкоме партии работал. Отцу начальником стать хотелось. Карьеру сделать. А какая карьера у ссыльного немца? Дед, видимо, понимал, что к чему. Он и поставил условие отцу: сменить фамилию. То есть, взять фамилию мамы.

Так вот, ухаживая за мамой нашего сотрудника, я еще одну вещь поняла: никто, ни бедный, ни богатый, не защищен от болезней. Но если у тебя настоящая семья, легче справляться с бедами.

Они ведь могли оформить маму в хостель и жить спокойно.    

В Германии это не проблема. Но они решили жить, как прежде, все вместе.

Я любила работать у них вечерами и в выходные.

Вся семья собиралась за обедом. Все разговаривали, смеялись, не было никакой скованности.  Болезнь не довлела над семьей. Все жили нормальной естественной жизнью. И их мама в том числе. Она меня многому научила. Как-то я спросила её: «Неужели вы никогда не ругаетесь»?

«Нет, - ответила она, - если кто-то чем-то недоволен, не обязательно кричать, можно вежливо спросить и всё выяснить».

А еще она сказала: «Даже если ты ругаешься, никогда не захлопывай «дверь» наглухо. Оставь дверь открытой, чтобы другой человек, когда «остынет», мог войти».   

В этой семье я стала оптимисткой и поняла, как надо жить. 

Вскоре, я сама вышла замуж за коренного немца, родила сына и дочь. Сын вырос. Стал врачом. Женился. Внучку родили. А потом все разъехались. Муж умер, и я осталась одна.

- А сын с Африки не вернулся?

- Он врач, жена тоже. Приезжают раз в два года. Просила оставить внучку. Сын сказал, что дочь должна расти с мамой и папой. Тоже верно. 

- Работа – это часть жизни, без которой не проживешь, - заметила Инга. 

- Вы правы. Но вот только жизнь, она такая быстрая, хочется, чтобы семья рядом была. Мы с мужем очень дружно жили.  У нас дом большой. Сейчас брожу по дому одна, как приведение. Только воспоминания и надежда остались.

- Я думаю, ваши надежды сбудутся. Сын вернется. Дочь замуж выйдет. Будут еще внуки.

Посмотрите, снегопад закончился!  А мы и не заметили когда, - обрадовано, сказала Инга.

Лана для верности посмотрела в окно и резко встала:

- Я сейчас. Только в отделе информации узнаю про свой рейс. И вернусь.

На удивление, Лана вернулась быстро. Её лицо сияло счастьем!

- Вылетела. Посмотри, в телеграмме, у твоих какой рейс.

Инга достала из сумки аккуратно сложенный листок.

- British Airways 918, - прочла Инга.

- Вот удача! Моя дочь тоже этим рейсом летит.

- Герман написал, что из-за непогоды, всех, кто с детьми первым рейсом отправят.

Действительно повезло, если не считать, что целый день в аэропорту сидим.

- А давайте, Рождество вместе, по-семейному, встретим, предложила Лана, - у меня дом большой.   

Лана улыбнулась.

- Теперь я понимаю, почему я так готовилась к Рождеству. Торт испекла, потом думаю, еще печенье надо, а еще любимое печенье мужа. Готовлю, готовлю, то  то, то это и никак остановиться не могу. Когда все испекла, думаю, кто все это есть будет?     

Приложив руки к лицу, Лана сидела напротив Инги и смотрела на сестру.

- Муж меня болтушкой звал.  Вот и пригодилось. А сейчас, у меня внутри всего столько, сказать не могу. Всё мелькает, мелькает…

Лана отпила глоток чая и безудержно рассмеялась:

-  Ну, вот и чай остыл! 

Немного помолчав, она спросила.

- А как вы жили?

Инга пожала плечами.

- Вроде хорошо.

- А в Казахстане?                                                                                   

- Тоже хорошо.  Мама замуж вышла. У меня есть брат. Очень хороший брат.

- Странно, - недоуменно спросила Лана, - ладно, я, не знала, что у отца была семья. Почему ты не общалась с отцом?

- Я? – Спокойно спросила Инга.

Лана заметила  невозмутимое безразличие сестры:

- Какой-никакой, а всё же отец. Родная кровь. Хотя…

- Я тоже так думала, - спокойно сказала Инга, - отец, родная кровь, какая-никакая, а я все же ему дочь, но…

Инга поправила шарф и замолчала.

Что-то вспоминая, она нервно сжимала в руке край шарфа.

- Он обидел тебя? - Нарушила молчание Лана.

- Что?

- Я спросила, он обидел тебя?

У Инги переменился голос:

- В школе из раздевалки у меня пропала шапка. Это была не просто шапка, а шарф-шапка.  Этот шарф маме привезли знакомые из Москвы.  Пушистый клетчатый и такой теплый-теплый.  Мама сложила его пополам и зашила угол. Получалась теплая шапка и шарф.

Я обыскала всю школу, но так и не нашла свою пропажу. Я знала, что меня будут ругать. Шарф дорогой.

Я пришла к отцу и все ему рассказала. Я никогда ни о чем его не просила. Он никогда не дарил мне подарков, даже на день рождения.  Я попросила купить мне шарф, который я видела в универмаге.  Папа ничего не сказал. Он встал, и мы пошли в универмаг. Моей радости не было предела. Я была так счастлива. Никогда в жизни я так не радовалась.

Папа купил шарф! Я прыгала от радости!

Он спросил меня: «Чему ты так радуешься»?

Я сказала, что мне еще никто не покупал таких подарков. Я хотела его поцеловать. А он вдруг говорит: «Это не тебе, это тете Вале, на день рождения»!

Я никогда не плакала. А тут… 

Я не помнила, как я выбежала из универмага, как села в первый попавшийся автобус. Кондукторша не могла успокоить меня до самой конечной остановки.

Я пришла на работу к маме и еще долго плакала. Когда все рассказала маме, она заняла у кого-то деньги и купила мне шарф.

Он долго лежал у нас в шифоньере. 

Я так не смогла носить его.

«Это не тебе, это тете Вале»!   Я смотрела на шарф и слышала эти слова.

Отец мог бы сказать, что не может купить мне шарф. Я бы поняла, что у него тоже нет денег.

Лана потерянно смотрела на сестру и не могла ничего сказать.

Придя в себя, она спросила,

- И вы больше никогда не виделись?

- Виделись. Он приходил ко мне в школу, вернее, приезжал. Его привез шофер на «Волге». Отец принес мне подарок к Новому году. Никогда не приезжал, а тут вдруг приехал, да еще так важно. В костюме. В галстуке. Вызвал меня с урока и вручил подарок, как на партийном собрании.

- Что я буду делать с ним? – Спросила я, - подарок был не в пакете, как обычно, а в красивом расписном ведерке. Кажется, еще сверху была какая-то игрушка, а весь подарок был упакован в прозрачный целлофан. Как я пойду с ним в класс? – Спросила я.

- Ну, давай, я отвезу тебя домой, - предложил он.

- Нет, лучше к бабушке.

Мне и у бабушки не хотелось есть эти конфеты, вернее, очень хотелось, конфеты были московские, но я не могла. Про шарф вспоминала, обидно становилось. Какой-то комок в горле стоял.

Правда, бабушка сказала, чтобы я сильно не переживала, эти конфеты не он покупал, это им в профкоме дали. Бесплатно.

Я заплакала и сказала, что лучше бы он сам купил.

Этих двух раз мне хватило.  

Не знаю почему, но отец сам не хотел со мной общаться.  Наверное, с чужой фамилией трудно жить.

- Ты счастливая. У тебя брат есть. А у меня никого. Такая тоска.

У родителей, - Лана махнула рукой, - всё было для картинки. На самом деле, не семья, а так, ячейка общества. Все на работе «горели», а дома одни сгоревшие головешки. Только бабушка человеком осталась.

Отец всю жизнь в злобе жил. На самого себя. На деда. Отчасти я его понимаю. Свободолюбивый человек был. Жить красиво хотел. Только вот, ошибся. Женился, чтобы начальником стать. Стал. А свободы не получил. В этой партийной клоаке зависимость была такая, никакими словами не выразить.

 Дед умер, и все наши блага тут же закончились. Маму с должности директора школы в конце года сняли, отец еще какое-то время работал начальником треста. Но потом тоже, вроде бы с повышением, в горисполком перевели. А тут перестройка грянула. Ну, и всё!  Он в Германию уехать хотел, а документов нет, и родственников никого. Может, кто и есть, но он ведь ни с кем не общался.  Он в Москву, в посольство, там тоже отказ. Нас с мамой он брать не хотел. С Москвы приехал, злой. С горя целую бутылку один выпил. Уснул на диване и всё!  Умер.

Странно, отец так стремился к свободе, и всегда был зависим. Он понимал, что всё, чего он достиг, не его заслуга.  А та свобода, которая ему была дана от рождения, он от неё отказался. Сам.

- Бог ему судья! – Задумчиво сказала Инга, держа обеими руками стакан с холодным чаем,  - к человеку всё приходит вовремя, если он умеет ждать.

Такой снегопад, а мы всё никак не можем горячий чай попить.

- Этот снегопад – судьба.  Сестру встретить, да еще перед Рождеством! Я уже и не мечтала о таком подарке. А чай! Не беда! Дома попьем.  Сейчас своих встретим,  и все к нам.

- Я с удовольствием, - согласилась Инга, - а вот как сын.

- Я думаю, он поймет маму.

- Понимаешь, мой сын, не совсем мой. Он сын мужа от первого брака.

Я замуж поздно вышла. Сначала техникум, потом институт. Работа.

Так получилось. Не могу обещать. Тем более у сына в семье проблемы. С женой развелся. Она уехала, а дочку ему оставила.

- Да-а! Не ценят люди своего счастья. Потом жалеть будет. Кто же  ей после этого поверит?

«Achtung! Achtung…»!

- Ой! Слышите! Рейс из Лондона приземлился!

Что-то мы заболтались! Ждали-ждали, и чуть не прозевали! Габи мне говорила не встречать её. Вот бы сама уехала домой, а я тут сижу.

- А у меня внучку зовут Габи. Я сыну твердо обещала, обязательно буду встречать. Перелет длинный, а внучка маленькая, ей всего шесть лет.  Устанут.

Минуты ожидания по сравнению с целым днем, проведенным в аэропорту, показались мгновением.

В зал ожидания сын Инги вышел, держа дочь на руках.  Следом  за ними шла молодая женщина и катила тележку с чемоданами.

- Габи! – Крикнула из толпы Лана.

- Герман! Я здесь, - Инга увидела своих и помахала им рукой.

  Герман повернулся к Габи и поблагодарил её за помощь.

- Спасибо Вам. Не знаю, чтобы я делал, если бы не Вы.

- Что случилось, Герман? – Испугалась Инга.

-  У Габи температура, перелет очень тяжелый.  Мы уже вторые сутки в дороге. У меня с собой нет лекарств. И в самолете у стюардесс таблетки только от головной боли.  Нам повезло, Габи – врач, она перешла к нам из первого салона и всю дорогу сидела рядом с Габи.   

- Тогда тем более, все едем к нам.  Габи поправится, вы отдохнете, а потом  поедете. Не зря же я так готовилась к Рождеству!

- А это удобно? – Устало спросил Герман.

- Удобно!  Удобно! Нам, - Лана загадочно посмотрела на Германа и Габи, - нам тоже есть, что вам рассказать.  Не поверите!

У меня на обед пельмени!

- А это что? – Спросила маленькая Габи.

- А это очень вкусная еда, - сказала Габи большая, - ты съешь и сразу выздоровишь.

- Пап! А можно с Габи… я этих… хочу… чтобы выздороветь!

- Всё! Рождество встречаем у нас! – За всех решила Лана.

Маленькая Габи от радости еще сильнее обхватила папу за шею, а Габи большая улыбнулась.

Лана обняла Ингу и, глянув на детей, сказала,

- Все же хорошо, что они мотаются по свету!  А то, как бы мы встретились?

- Посмотрите! Посмотрите!  Опять снег пошел! – Радостно крикнула маленькая Габи, но вспомнив, как в аэропорту все ругали снегопад, она замолчала.

Взрослые переглянулись и заулыбались.

- А я люблю снег, - сказала Габи маленькая, - со снегом красивее.

- Красивее, красивее, - согласилась Габи большая, - и я люблю снег на Рождество.

- А тогда почему вы все смеетесь? Не понимая, почему улыбаются взрослые, маленькая Габи тоже улыбнулась.

- В моей жизни снегопад – это судьба! – усмехнувшись, сказала Лана.

- А в моей – Рождество, - поддержала сестру Инга.

Переглянувшись, Герман и Габи тоже улыбнулись и почти одновременно сказали:

- А в нашей – снегопад под Рождество!

- Ну, что вы все стоите и стоите? Я этих…, -  маленькая Габи опять забыла, как называются пельмени, - я кушать хочу!  Ну, когда мы поедем домой?

- Всё правильно, - Лана обняла маленькую Габи, - едем домой!