Бэлка

Оглядев себя со всех сторон, Бэлка сняла зеркало со стены и поставила его на пол, напротив кресла.  Удобно усевшись в кресло, она  вытянула вперед ноги, и внимательно рассмотрев каждую по отдельности и обе вместе, она еще больше укрепилась в правильности своего выбора. 

– Ну, все! Мэа ахуз! (сто процентов. иврит).  К  круизу «мы»  готовы!

– Лучше бы к свадьбе готовилась! Мэа ахуз! – Разочарованно сказала её мама, наблюдавшая за дочерью, –  ты зачем Толика выгнала?

Мам, не начинай, а!   Я Толику устала объяснять, и ты туда же. Не моё это!   Не нравится он мне. Какой-то он…  Я даже слово подобрать не могу, чтобы ему не так обидно было. Не мо-о-ё-ё!

– Заладила «не моё, не моё»!  Чтобы стать генеральшей, надо выйти замуж…

Белка не дала договорить маме и сама продолжила известное поучительное  выражение:

– Правильно, надо выйти за генерала. Ну, а так как генералов на всех не хватает, остальное  «г…»  нам, тоже не нужно. 

– Сама ты...  Толик хороший парень, тихий, не пьет, услужливый.

– Вот!  Ты это правильно заметила «услужливый».  Прилипала он, твой Толик. Представляешь, – Бэлка скривила лицо, – он манную кашу любит.

Фу!  Размазня!

–  Бэлка, размазня ни размазня, а по всему видно, он тебя любит.

–  Мам не смеши.  Любит?  Да ему все равно кого любить. Главное, чтобы крыша над головой не капала, и обед на столе был.  И всё, – Бэлка усмехнулась, – ему даже всё остальное не надо. Каши достаточно.

Так, что твои стенания по Толику, к его возврату не приведут. А манки на его век, я думаю,  хватит.   Не приставай,  мне нужно к круизу готовиться.

– Ты со своим круизом не забудь, завтра у тебя маммография.  

– А может, я без этой фотоСИСИи обойдусь.  Скорее всего, грудь болела  из-за месячных. 

– Нет! Не успело от задницы отлегнуть,  и уже всё, забыла! Из-за месячных или нет! Врач сказал сделать проверку. Завтра идешь и делаешь! Понятно?

– Ладно-ладно! Не расходись, как холодный самовар. Завтра сделаю. 

Белка встала с кресла, подбоченясь и чуть прогнувшись вперед, она еще раз глянула прищуренным глазом в зеркало:

– Yes! Туфли что надо!   

Довольная своим выбором, она опять уселась в кресло.

Расклешенная юбка её платья, спадая мягкими складками, раскрылась по боковому разрезу, оголив стройную Белкину ногу до середины бедра. Выпрямив спину,  Бэлка величаво  повернула голову и  басом спросила:

–  Мам, ну как? 

Вечернее платье с открытой спиной, действительно, очень хорошо сочеталось с её новыми туфлями.

Что говорить,  у Бэлки есть вкус и интуитивное чувство гармонии.  

– Как-как?  Хорошо. Только куда ты их ставить будешь?  Полный шифоньер твоих башмаков.

– А я их обувать буду, – засмеялась Бэлка.

– Интересно, сколько раз?  Можно бы и черные на шпильке, они тоже к платью подходят.

– Мам, оттенок не тот. А эти, - Бэлка сощурила глаза и расплылась в улыбке, –  эти, в самую точку.

– У тебя этих точек… 

– Ма, мы уже давно на исторической родине живем.  А ты всё со своим доисторическим прошлым расстаться не можешь.

В одних башмаках –  в пир,   в мир, и в добрые люди не ходЮт.    

Белка выставила вперед ногу и, застыв в театральной позе, спросила:

– Ты только посмотри! Впечатляет?

–  Впечатляет-впечатляет!  Ты еще хвост распусти.

Чуть отпрянув назад и округлив глаза,  Бэлка удивленно посмотрела на мать.

– Ма, а это как?   Стрельнуть глазом, я еще понимаю, а вот как хвост распустить, честно,  не знаю. Научи, может пригодиться!

– Ой, – смеясь,  вздохнула мама, –  Бэлка, я в прямом смысле, волосы распусти.

– А-а-а!  А я-то думала, вы жизненным опытом поделиться желаете.

Бэлка сняла заколку,  её  рыжие волосы рассыпались, прикрыв  плечи  крупными завитками.  Приняв царственную осанку и грациозно обхватив колено своими музыкальными ручками, она томно произнесла:

«… И веют древними поверьями её упругие шелка,

     И  шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука …»

Бэлка встала и подошла к зеркалу. Выставив вперед руки, быстро покрутила ладонями.

– Так! Руки узкие! Кольца тоже есть!  Мам, мне для полного счастья, еще шляпы не хватает.

Запустив руки в свою густую шевелюру, она слегка приподняла  волосы и решительно сказала:

– Так и быть завтра куплю!  

Представляешь!  Платье! Туфли. Узкие руки в кольцах! И я в шляпе! Всё это стоит на палубе и смотрит в бесконечную даль!

– Лучше бы в будущее смотрела! – Не менее пафосно ответила Бэлкина мама, – незнакомка моя драгоценная, не обольщайся.  В шляпе или без, принца на белом корабле ты не встретишь!   В конце августа, кто в круиз едет?  Семейные пары,  измученные летними каникулами и их вездесущие отпрыски.  Понятно, в круизе, дальше корабля их чада  не убегут.  Ну, и как всегда,  «гиперактивное»  старичьё, которое еле ноги передвигает.  Ну, если только какого-нибудь «богатенького» старичка с нерастраченной пенсией найдешь.

– Мам, да не обольщаюсь я!  Ты же знаешь, богатенький, бедненький, мне это по барабану!    Я по-настоящему хочу.

  – О-о-о!  Бэлка,  по-настоящему все хотят.  Одна беда: столько настоящего не бывает.

– Мам, не забивай мне голову!  Бывает, не бывает!  Я отдохнуть хочу.  Этот  Толик меня так достал, что я уже ни на королей, ни на принцев, и даже на нормальных мужиков смотреть не могу.  О! Чуть не забыла! От Толика не смей принимать никаких подарков на мой день рождения. Понятно? 

–  Понятно. А как ты будешь праздновать? Двадцать пять лет все-таки. Я думала…

– Мам, не начинай!

– Бэл, ну как-то…  В такой день и одна?

– Зато в  шляпе! И в бесконечной дали! 

Через два дня на малом круизном лайнере с несколько странным названием «Дух океана», Бэлка благополучно отплыла в свое долгожданное путешествие.

А  двадцать пятого августа, в «день знакомств», когда весь престарело- семейный контингент, отплясывал на танцполе, Бэлка сидя в  одиночестве на открытой террасе корабельного ресторана, любовалась ночным звездным небом. Она не торопясь пила свой любимый коктейль, а в перерывах между ностальгическими русскими романсами и зажигательными песнями знаменитейшего итальянского трио «Ricco & Poveri», слушала завораживающий шум моря.

От созерцательного наслаждения Бэлку отвлек вполне тривиальный для круиза  вопрос:

«Почему такая красивая девушка одна?  Да еще в такой замечательный вечер».

Бэлка рассмеялась.  

Не услышав ответа, заблудившийся в трех палубах ловелас перешел в «наступление»:

–  «… И веют древними поверьями её упругие шелка,

     И  шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука …»

Можно мне постоять рядом с вами? – Неожиданно последовала робкая просьба, – отсюда вид на бесконечность очень красивый. 

«Не повернув головы… и чувств никаких не изведав», Бэлка спросила:

– А разве на танцполе другие  «декорации»?

– Думаю те же. Но там эмоциональный фон другой, – приятным голосом ответил мужчина за её  спиной.

– А если я отвечу: «Нет», – продолжая любоваться живым творчеством Айвазовского, спросила Бэлка.

– Тогда, как подобает воспитанному человеку, мне придется удалиться от Вас на почтительное расстояние.  К сожалению. 

Вспомнив его справедливую оценку своей внешности, Бэлка все же решила почтить вниманием знатока русской словесности. 

Она улыбнулась и про себя подумала: «Черт возьми! Как же мама оказалась права.   Две недели в обществе уходящего поколения!  С ума сойти!  Но надо отдать должное: покидающее нас поколение хорошо подковано и в плане воспитания, и  в плане литературы. Беседовать приятно.  Ладно, – решила она, – пусть любуется.  Кто знает, сколько ему осталось любоваться этой бесконечностью».

Во избежание несчастного случая, Бэлка решила встать и предложить кресло своему собеседнику. 

«Поколение-то, похоже, еще и впечатлительное!  Не приведи Господи, свалится за борт, от нашей неописуемой красоты.

Блеск серебрившейся водной глади в ночном сумраке  сгладил минорную  реальность, и сердце Бэлки дрогнуло. Выпрямив спину, она отошла от парапета и не спеша повернулась. Увидев перед собой приятной внешности молодого мужчину, Бэлка удивленно спросила:

– А старичок где?

– Какой старичок? – Также удивленно ответил мужчина.

Услышав его голос, она поняла, что приятно ошиблась.

– А Вы почему не на танцполе? – Повторил свой вопрос незнакомец, - сегодня же «день знакомств».

– Сегодня, день моего рождения, – жизнеутверждающе сказала Бэлка.

– Надо же какое совпадение, а у моей мамы – завтра, –  благоговейно произнес молодой мужчина и растерянно посмотрел на Бэлку.

«О-о-о!  Нам только маменькиных сынков не хватало, – подумала Бэлка и пожалела, что он не старичок, без мамы». 

– А  у папы когда? – С издевкой спросила она.

– А у папы в сентябре, – не обращая внимания на ироничную улыбку своей собеседницы, мужчина увлеченно продолжал рассказывать, – представляете, мои родители познакомились в папин день рождения, а поженились в мамин. Правда, они это уже специально сделали.  Так вот завтра мамин день рождения и тридцать пять лет, как мама с папой женаты. Представляете!

Бэлка усмехнулась:

– Ну, как не представить! Представляю! Очень даже хорошо представляю.

– А мы с вами в ваш день рождения познакомились. Незнакомец растерянно смотрел на свою новую знакомую и никак недоумевал, почему она так

 смеется, – представляете?

– Нет,– на секунду приняв серьезный вид, сказала Бэлка.

– Почему?

– Потому что мы не познакомились. Я даже не знаю, как Вас зовут.

– Простите, я так обрадовался, что забыл всё на свете. Меня зовут Грегори. Грегори Штайниц, можно проще – Гриша. А как Вас?

Бэлка совсем недавно где-то слышала это сочетание – Грегори Штайниц, а может,  где-то читала.

– Изабелла Александровна Розенберг, – на одном дыхании выпалила Бэлка.

– Вы, наверное,  учительница литературы из России.

– Нет, я учительница музыки из Раананы.

– Какое совпадение!  Я тоже музыкант.

«Точно! – Вспомнила Бэлка, в концертной программке был  напечатан состав оркестра. А, вспомнив, название оркестра,  Бэлка выпрямилась и вежливо спросила:

– Вы играете  в Бостонском симфоническом оркестре?

– Да, – опустив голову, скромно ответил Грегори, – а как Вы узнали?   

«Ничего себе!  Подарочек на день рождения»!  От волнения у  Бэлки повлажнели руки,  и она выронила пустой фужер.

–  Это на счастье, – тихо сказал Грегори.

–  А-а! – пропустив еще одну счастливую примету, заторможено сказала она, –   мы с мамой на вашем концерте в Кейсарии были.

– Пойдемте, погуляем, – предложил Грегори.

– Куда? Мы же в море! 

– Да?  Ну, тогда просто по кораблю побродим. Сегодня великий день!

– Уже ночь.

– Это еще лучше!  Слышите, танцы закончились. Теперь корабль только наш, мы будем слушать море, любоваться звездами… и говорить.  Мне почему-то хочется Вам рассказать всё!

Бэлке тоже почему-то захотелось рассказать ему всё.

«Грегори Штайниц»!   Бэлка засыпала и просыпалась с его именем!  

От этого словосочетания у Бэлки кружилась голова! 

И было от чего!

Судьба! 

Вам когда-нибудь говорили, что Вы – судьба?

А Бэлке это сказала его мама.  «Гришенька, это судьба»! 

В Бэлке удивительным образом совпали все  мамины счастливые приметы.   Честно сказать, сама Бэлка и не подозревала о таком количестве достоинств, подаренных ей природой. 

«Утонула»  Бэлка в шуме моря, в звездной бесконечности и в объятьях Грегори, нежных, ласковых и не нахальных. 

Первый поцелуй судьбы в Барселоне,  а потом в Ницце,  в Неаполе… 

А еще  была Венеция!  

О! Чудо-Венеция!  Катание на гондолах, песни влюбленных гондольеров и полная площадь взлетевших голубей! 

Бэлка «распустила хвост». 

–  «У тебя грудки, как у Джульетты», – обнимая Бэлку, тихо сказал Грегори.

– Ну, ведь ты еще не видел мои грудки?

– Я их чувствовал.

Бэлка тоже всё чувствовала, и она бы с радостью согласилась не поехать на Корфу или пропустить какую-нибудь другую экскурсию и остаться с ним в каюте, но он сказал, что это должно произойти дома.  

«Правильно, – подумала она, – дома, потому, что это настоящее. Настоящее»!   От счастья Бэлка забыла всё на свете!

Она с радостью ждала окончание круиза.  Круиз – это только начало!

А впереди… 

Родители Грегори остались на выходные у родственников в Хайфе.  А Бэлка и Грегори на такси мчались домой.  У Бэлки кружилась голова.

Её голова лежала на его плече.  А он, обхватив за талию, крепко прижимал Бэлку к себе.    

– Так будет всегда, –  сказал он, –  ты и я! Всегда рядом.

«Настоящее!  Господи!  Как же хорошо!  Настоящее счастье! Вот! Вот оно! Рядом!  И оно моё»!

Бэлка боялась пошевелиться. Она не помнила как доехали, как поднимались в лифте, но зато она на всю жизнь запомнит как он внес её на руках в свой дом!

Он приготовил  на ужин её любимый дэнис на гриле, а она сделала его любимый салат.

Приятное, с его нежными  поцелуями, белое вино, трепет горящих свечей, музыка… И он, настоящий, ласковый…  От его дыхания останавливается сердце.

«Неужели это всё со мной?» 

– Бэлочка, прости, это звонок из Бостона, я просил позвонить мне. Я же не знал.  Бэлочка, я скоро.

Только после его слов Бэлка услышала телефонный звонок.  Она села в кресло и почувствовала за спиной что-то лишнее.  Сумка.

Белка довольно улыбнулась: «Моя сумка в его кресле».  

Найдя в сумке телефон, она решила позвонить маме. Предупредить, что вернется домой после выходных. И не одна!

Бэлка включила телефон, и он тут же надрывно зазвонил.   

– Бэлка, ну почему ты закрыла телефон?

– Мам, я же сказала, я отдыхаю. Мама, если ты знала, какие это были две недели, ты бы так не кричала.

– Знала бы ты, какие у меня это были две недели!  Бэлочка, срочно приезжай домой, – заголосила мама, – Бэлочка…

– Мам, что случилось?

– Бэлочка, приезжай.

– Мам, пока не скажешь, я с места не сдвинусь.

– Бэлочка, тебе срочно нужно к врачу.

– К какому врачу?  Я себя прекрасно чувствую.

– К онкологу!  С твоими анализами  я уже у трех онкологов была. И все трое сказали, что у тебя подозрения  на … вернее ... 

Бэлка  услышала плач.

– К онкологу?  Мам, у меня что?  У меня подозрение на рак? – Потеряв контроль, спросила Бэлка.

– Да, Бэлочка, да! Тебе срочно нужно делать операцию. Срочно, слышишь, срочно…   

Бэлка окаменела.

В повисшей черной темноте она ничего не видела и ничего не слышала. Она не слышала музыки, не видела горящих вокруг свечей,  не чувствовала как Грегори тряс её за плечо… 

И только, откуда-то издалека обрывисто доносился его умоляющий,  родной голос:

– Бэл… Бэл…

Она открыла глаза.

– Бэл, меня отзывают из отпуска.  Бэл,  ну как мы будем общаться?  Ты здесь, я в Бостоне...  понимаешь …

Бэлка всё поняла.  Она хотела уехать, но было уже слишком поздно.

Грегори постелил Бэлке в кабинете отца, на кожаном диване. 

Едва забрезжил рассвет, Бэлка быстро встала, оделась, наспех умылась,  и собралась уходить. Постель, на которой она спала, Грегори аккуратно свернул и сложил в пакет, а пакет поставил у входной двери.

– Пакет выбросить? – Сквозь зубы процедила Бэлка.

Грегори молча опустил голову и в знак согласия закрыл глаза.

Кусая губы, Бэлка старалась не реветь, даже когда одна ехала в лифте.

Войдя в мусорную  комнату, она  швырнула пакет в контейнер и не сдержалась…

Из её огромных зеленых глаз градом хлынули слезы.

«Неужели?  Неужели мне теперь место только на мусорке»?

Утро было слишком ранним.

Спросить в какой стороне  тахана мерказит (автобусная станция), было не у кого.  Позвонить Бэлка не могла. Её телефон остался лежать под креслом у Грегори.  Возвращаться она не хотела.

Бэлка брела по дороге даже не  наугад, а просто так,  шла себе и шла. Ей было абсолютно все равно куда. Из-за гулко катившегося чемодана, она не услышала подъехавшего такси.

– Нехмада, леан? (Славная, хорошая, куда?)

– Тахана мирказит о тахана ракевет, – сквозь слезы ответила Бэлка.

Водитель, пожилой мужчина, вышел из машины.  Он положил Бэлкин чемодан в багажник, а безудержно плачущую Бэлку усадил на переднее сидение.

– Что случилось?  Почему плачешь?

– Жизнь кончилась, – как есть сказала Бэлка.

– У такой молодой девушки жизнь только начинается.

– Две недели назад началась, а вчера закончилась.

Догадавшись, умудренный жизненным опытом мужчина улыбнулся:

– Нехмада, подумаешь, с хавером (друг) рассталась.  Из-за этого жизнь не кончается. Он что один?  У других тоже глаза есть, – водитель одобряюще посмотрел на Бэлку, – не говори так: «Жизнь закончилась»!  Не дай  Бог, тебе узнать, почему заканчивается жизнь. 

У меня двадцать лет назад жена на рынок пошла и не вернулась. Теракт был.

У нас пятеро детей, младшему – пять лет, а старший только багрут  (аттестат зрелости)  получил.

Я тоже думал, что жизнь закончилась.  Но как видишь, продолжается!

– Если бы только хавер! –  Бэлка заревела еще сильнее.

– А что еще?  Ты молода, здорова! Что еще нужно человеку?

– Если бы здорова. У меня рак.

Мужчина машинально стер со лба мгновенно выступившие капельки  пота. 

– Кто тебе сказал такое? Ты в зеркало посмотри. Разве так выглядят больные?

– Выглядят! – С досадой сказала Бэлка, – у меня рак груди. А если грудь удалят?

Водитель резко затормозил. Он машинально повернул ручку и добавил мощность кондиционера.

– Не плачь, всё будет хорошо, - мужчина повернулся к  Бэлке и погладил её по голове.  Сейчас, знаешь, какая медицина, – он пытался успокоить Бэлку, – всё лечат!  Вон.  У меня сосед, мой ровесник, на молодой, чуть старше тебя,  женился.  Я ему сказал: «Шломо, ты с ума сошел? Ты думаешь, она с тобой в куклы играть будет, когда у тебя, извини … ».  И что ты думаешь?  Он пошел в Medical Center, ему кнопку к животу пришили и всё! Нажал и тебе снова тридцать лет. Если такое лечат,  ты,  думаешь, тебе грудь не пришьют?  У моей снохи, она очень хороший человек, но здесь, – шофер махнул рукой вдоль своей груди, – было плато. Сын заплатил двадцать тысяч, ей такую грудь сделали, как у этой, забыл, как её зовут. Со всего мира в Италию ездят, чтобы за грудь подержать. Думают, это в любви поможет.

– Джульетта, – не переставая плакать, сказала Бэлка.

– Точно. Вот видишь, ты сама знаешь.  Но только поверь мне, подержаться за грудь в любви не поможет.  Грудь это не самое главное. Главное, чтобы человек был настоящий.  Я, конечно, понимаю ребеночка надо грудью кормить, но сейчас детское питание, такое, что лучше любого молока, особенно у тех, кто курит.

– Где же я теперь возьму это настоящее?

– Его не берут.  Оно само приходит.

Прошло пять лет.

Человек, как ни странно, умеет приспосабливаться ко всему. Кто-то лучше, кто-то хуже, но, так или иначе,  все живут.

И Бэлка жила.   Завидовать не завидовала, но в первый год после, как выражаются врачи, реконструкции груди,  её взгляд, волей или неволей,   останавливался на чужих пышных и не совсем пышных, но здоровых  бюстах.  Тем более, что  в нашей  южной морской державе это сделать несложно. Хочешь, не хочешь, а такое увидишь.  У нас или всё с ног до головы укутано, или без труда можно разглядеть не только грудь, но и точно узнать размер и предпочитаемую фирму, как верхнего, так и нижнего белья.

Помня судьбоносного Грегори и «преданно» любящего Толика, узнавшего о её болезни и  при первой же встрече перешедшего на другую сторону улицы, к устройству личной жизни Бэлка особо не стремилась. А потому лишних знакомств с представителями сильного пола старалась не заводить, чтобы лишний раз не убеждаться в их слабости.  В свободное от работы  время она, как и прежде, посещала концерты, читала книги и общалась с друзьями.

В связи с отсутствием мужа и детей, принудительная кухонная повинность, у Бэлки трансформировалось  в осознанное стремление к прекрасному. При таком подходе, «мартен» именовался чудо-печкой, а новенькая духовка – волшебным шкафчиком. Тяга к прекрасному, на то оно и прекрасное, не ограничивалась только созданием кулинарных шедевров.  Безраздельный полет Бэлкиной дизайнерской мысли сопровождался частыми перестановками и переделками, а иногда и новыми приобретениями.  Плоский телевизор в картинной раме давно не давал покоя Бэлкиному воображению. Но вот, наконец-то всё готово и теперь дело за малым, надо дождаться техника и повесить этот симбиоз технической и творческой мысли на стену.   

Техника пришлось ждать долго.

– Я извиняюсь, но мне кажется, что в телевизоре главное не оформление, а всё же качество изображения.

– То, что сейчас показывают по телевизору, лучше вообще не изображать. 

Я хочу в достойном оформлении смотреть шедевры изобразительного искусства.  Хвала прогрессу!  Сейчас посетить Лувр, Прадо или галерею Боргезе, если вам это о чем-нибудь говорит,  можно  лежа на диване.  А посему, мне и нужна рама, так сказать, для более гармоничного восприятия.

Втянув носом знакомый аромат плова с каким-то незнакомым «привкусом» , техник пропустил обидное замечание мимо ушей.

– А я думал, что женщине для гармоничной жизни нужна семья, дети и заботливый муж.

– Какое-то слишком ограниченное у вас понимание гармоничной жизни, тем более в женском восприятии,  – Бэлка мельком глянула в сторону техника, очень аккуратно вешающего телевизор на стену.

– А чем отличается гармоничная жизнь женщины от гармоничной жизни мужчины? – Задал он вопрос и сам же на него ответил, – ничем. Мужчине тоже нужна семья, дети и заботливая ласковая жена.  Правда, я имею в виду нормальных мужчин и женщин.

– А как же личные удовольствия? – честно спросила Бэлка.

– А все личные удовольствия вдвоем в два раза приятнее, – тоже честно ответил техник, – и  потом,  положительно заряженная атмосфера на человеческий на  организм воздействует не слишком благотворно. Свежий ветер – это отрицательные заряды. Проще говоря, слишком хорошо, тоже не хорошо. Всего должно быть в меру.

– Положительные эмоции со свежим ветром можно получить любуясь  морем, например, – уверенно сказала Бэлка.

– А кто против?  Можно и морем, и звездами. Рядом с живым человеком  и ветер свежее, и звезды ярче, – также уверенно ответил техник.

– Я тоже не против свежего ветра, – согласилась Бэлка, – только вот настоящее, оно почему-то редко встречается.

– На это я могу сказать лишь одно:

«…Кто ищет,  тот всегда найдет». 

Техник внимательно оглядел Бэлку:

– Вот, лично у тебя есть все предпосылки для гармоничной жизни.

– Это какие же?

Бэлка чуть заторможено повернулась и посмотрела на себя в зеркало.  Как попало заколотая японской палочкой для суши копна её рыжих волос, домашние  помятые брюки, и не пойми какая футболка, уж точно не создавали никаких предпосылок для гармоничного восприятия её образа.   

Техник еще раз вдохнул вкусный аромат плова и,  улыбнувшись, сказал:

– Разве может быть что-нибудь гармоничнее красивой женщины и такого запаха.

Белка тоже улыбнулась и почему-то пригласила его к ужину.

–  Бэл, ты дома?  – Едва успев открыть входную дверь спросила мама.

В салоне было темно. Только маленькие споты горели в  углу, над обеденным столом.

–  Я в спальне.   Мам, а ты что так поздно?

– Бэл, у нас же сегодня в детсаду ём мишпаха (день семьи). Забыла?  Пока месибу (вечеринка)  провели, пока с родителями распрощались. Пока всё убрали, так устали. Потом с Сильвией решили прогуляться по набережной. В кафе посидели, кофе попили, поболтали. Вот и припозднилась.  

– Бэлка, ты права.  Телевизор в раме и правда смотрится хорошо!  Только как теперь в этой красоте новости смотреть?  Тебя техник научил, как пользоваться этим телевизором?

– Научил. Что учиться? Вставляешь флэшку и смотри.  Хочешь Лувр, хочешь красоты Италии, хоть всё мировое искусство.

– Что вставляешь?

– Флэшку.

– Вставляешь!  Еще знать надо, куда вставлять. Тут с телефоном еле разобралась, и то не до конца. Техника какими-то семимильными шагами летит вперед. Соображать не успеваешь. Только приспособишься, как на тебе,  новые заморочки.

Из спальни вышла  зареванная Бэлка.

– Бэл, ты что?  Ты плохо себя чувствуешь? Бэл, не молчи.  Что случилось? Бэла!  Что у тебя болит?

– Да не кричи так.  Ничего не  болит. Сейчас техник звонил.

– Ну, – развела руками Бэлкина мама, – забыл что-нибудь подключить? А ты забыла проверить?

– Нет. Он грамотный!  Сам все проверил.

– А тогда чё звонил?

–  Чё-чё?   На свидание он меня пригласил.

– Ну и, – продолжая размахивать руками, спросила мама, – куда он тебя пригласил?

– На свидание! В Рамат-Ган.

– А почему именно в Рамат-Ган? На бриллиантовую биржу или в луна-парк?

– Нет. В сафари-парк.

– А что вдруг в сафари?  Он что?  Как это? Ну когда это … слишком родственные отношения с животными?

– Мам, ты в своем уме?

– Я-то в своем!  Вон Толик! Каким ласковым казался, а говорят он этот… Бисексуал! Господи! Сейчас каких только уродов не встретишь.

– Техник не урод. Просто, он животных любит. Он хочет показать мне как лев за своей больной львицей ухаживает. Техник говорит, что людям надо у них преданности учиться.

– А-а.  А ты ему сказала, что у тебя груди нет.

– Сказала.

– А он?

– А он сказал, что это не главное.  Главное, чтобы у меня сердце было.

Спустя год.

– Бэлка!  А почему ты одна?  Техник где? У нас всё готово!  Только вас и ждем. Вон, люди из Мюнхена вовремя приехали на наш юбилей, а вы через две улицы живете и никак  доехать не можете.

– Боря в русский магазин поехал.  Я хлеба хочу такого, помнишь, как у нас там  был, по шестнадцать копеек.

– Тебе ж всегда итальянские багеты нравились.

– А теперь я хлеба хочу!  По шестнадцать копеек, – Бэлка томно прикрыла глаза, – и селедки, жирной и чтобы с икрой. Помнишь,  как бабушка мне бутерброды делала. Серый хлеб с маслом и сверху икра из селедки.

Бэлка достала из сумки телефон и позвонила мужу:

– Борюсь, я селедки хочу.  И зефира.  Только чтобы не кислый, а такой, как в детстве.

– Белый или розовый?

Белка, положила руку на грудь и задумалась:

– Нет! В шоколаде. Борюся, а селедка, должна быть с икрой!

– Бэлка, ты в своем уме? Фу! Зефир в шоколаде и селедка?  Больная что ли? Тут вон, чего только нет,– показав на стол, сказала мама, – от мюнхенских деликатесов стол ломится. Скажи своему технику, мы с утра ничего не ели,  пусть быстрее возвращается.

– Я не больная, а беременная!  И вообще, какая я вам  Бэлка!  Бэла Александровна!  Понятно!  И Борюсик  не техник, а Борис Львович!  Понятно?

– По… понятно, – не веря своим ушам, заикаясь, сказала мама.    Придя в себя, от сногсшибательной новости, мама уверенно спросила:

– Бэлка, а ты не шутишь?  Но встретившись с Бэлкиным взглядом, она тут же исправилась, – извините, Бэла Александровна!  

– Борис Львович! Здравствуйте! – Вежливо сказала  Бэлкина мама, открыв зятю дверь.

– Ну, вот наконец-то теща моё имя выучила.  А то я уже и на работе на «техника» откликаться стал. Зато теперь, я тебя бабушкой звать буду, – радостно улыбнулся Борис Львович.

– Хоть дедушкой, – тут же согласилась Бэлкина мама.

– Мармуся, я тебе еще шведской селедки купил. В винном, горчичном и томатном соусе.  Так. На всякий случай. Вдруг вам посреди ночи захочется Стокгольм посетить. Вот я и решил селедки прикупить. Это, конечно, не Стокгольм, но все-таки,  какое никакое, а удовольствие.

– Борюся!  Я уже сейчас хочу!

– А почему вдруг Стокгольм, может что-нибудь поближе, – заинтересовано спросила мама.

– Поближе мы уже сегодня ночью были. «Дуся»  вечером с Мариной по телефону поговорила, а ночью «нам»  тушеной капусты с баварскими сосисками захотелось. И не где-нибудь, а только в Мюнхене. Ну, а поскольку желания у «нас» всегда резко противоположные, вот я и подумал,  теперь, наверное, только в Стокгольм, потому как дальше уже ничего приличного нет. Ну, если только Анадырь!  Дуся, а в Анадыре, что-нибудь  можно хотеть?

– Борис Львович, – взмолилась Бэлкина мама, – я тебя умоляю, не называй её при мне этим дурацким  именем «Дуся».  Я вздрагиваю.

 – Не знаю, Борюсик, – размышляя, сказала Бэлка, – думаю, «мы» Стокгольмом обойдемся!

За столом, Бэлкина мама по праву юбилярши говорила первой.

– Дорогой,  Борис Львович! – Не успев ничего сказать,  она заплакала.

– Мам, ну ты что? Всё же хорошо! Подумаешь, бабушкой станешь. Не плачь! Мы скажем, что ты у нас «приемная», – пошутил зять.

– Борис Львович, – сказав, Бэлкина мама опять залилась слезами.

– Мам, ну что ты заладила  Борис Львович, Борис Львович! Я уже к «технику»  привык. Скажешь тоже!  Борис Львович!  У нас же с вами не партийная ячейка, а ячейка общества, в смысле, семья. Можно проще – Борюсик!

– Спасибо тебе, Борис Львович.  Извини, Борюсик! Я не верила. А ты оказывается, не только телевизоры чинить можешь. Давай выпьем за тебя!

–  Не-е, мам. У тебя юбилей. За тебя!

–  Нет, сынок! За тебя.

– Мам, ну не плачь, вон ты у нас какая красивая. Ты хоть и «приемная», а мы тебя, как родную, любим.

– Борюсик! За тебя.

–  Нет, мам, за тебя.

– Марин, давай выпьем! – Сказала Бэлка маминой подруге из Мюнхена, которая сейчас была из Мюнхена, а вообще-то она была еще с маминого первого класса,  – эти разборки теперь долго не кончатся.

– Тебе нельзя! – В один голос сказали и мама и муж.

– Ну, ладно-ладно!  Прямо и пошутить нельзя!    

– Бабушка! – Подняв бокал, засмеялась Марина, – за тебя!

Бэлкина мама гуляла по набережной  с полугодовалым Сашенькой и рассказывала ему наизусть сказки Пушкина. 

Слушая ласковый голос бабушки, Сашенька уснул.  И бабушка  аккуратно покатила коляску домой. 

Встретившись с соседкой, она тихо поздоровалась и пошла к лифту.

– Я смотрю, – сказала соседка, – ты уже вторую неделю с дитём маешься.

А родители-то  где?

– Где-где? –  Бабушка ласково посмотрела на внука, – эта Дуся со своей шведской селедкой всю плешь проела нашему папе. Вот он и повез её в Стокгольм.  А мы с моим сладеньким совсем не маемся. Наоборот,  нам вдвоем, без сильно грамотных Дусь,  еще лучше.   Бабушка улыбнулась спящему внуку и вошла в лифт.

– Везет…  «Дусям»! – Соседка безнадежно махнула рукой, – а моя красавица со своим лодырем вся измаялась…    

Продолжая что-то бормотать, соседка вышла на улицу.