Глава 21
Глава 22
Приходу Юли Анна Соломоновна очень обрадовалась:
Увидев врача, вышедшего из реанимационного отделения, Лазарь Моисеевич,
Алекс и Юля застыли в ожидании.
Алекс застелил чистую постель и сел в кресло у открытого окна. Он старался
не думать о Юле.
Глава 25
Глава 26
– Вера, подойди сюда. Быстрее. Смотри.
Глава 29
Юля готовила завтрак, а соскучившийся за неделю Давид, прижавшись к её
спине и обхватив руками талию, «хвостиком» ходил за ней.
– Как хорошо, что ты прилетел. Без тебя все как-то пусто и холодно. Я и не
представляла, что так скучать буду.
– А мне эта неделя годом показалась. Я, когда первую твою записку нашел, в
этот же день готов был лететь, если бы не работа.
– А я генеральную уборку собиралась делать.
– Зачем? У тебя и так все красиво.
– Затем, чтобы меньше скучать.
– Я не дам тебе скучать, – важно сказал Давид, по-видимому, под всеми
развлечениями подразумевая свою «единственную мысль». А услышав звонок, он
совсем не желал идти открывать дверь и продолжал целовать Юлину шею.
– Давид, открой!
– Желающим тебя развлечь?
Глядя на недовольное лицо Давида, Юля рассмеялась.
– Ты еще не знаешь, кто там, а уже ревнуешь. Иди, открой дверь.
– Я не знаю, но я чувствую, там мой конкурент.
– Ну да, Лазарь Моисеевич твой конкурент или Анна Соломоновна. Они же не
знают, что ты прилетел, вот и пришли разбудить меня. В субботу мы вместе завтракаем.
Давид открыл дверь.
На пороге стоял высокий импозантный мужчина, в белой рубашке и в костюме песочного
цвета.
Судя по редкой красоте букета, к встрече оный господин серьезно готовился.
Давид, немного стесняясь разглаженного вида гостя, застегнул свою
распахнутую рубашку, попутно заправляя ее в завернутые до колен джинсы.
– Юль, а к нам, кажется, гости.
Увидев не по-утреннему элегантно одетого Алекса, Юля немного смутилась.
– Алекс?! Вот так сюрприз! Ты откуда взялся?
– Ну, как ты понимаешь, самолеты не только в ваш родной город летают, – мало
что понимая, ответил Алекс.
– А по какому поводу такая божественная красота? – Юля не могла скрыть
своего искреннего восторга, – Алекс, у меня нет слов!
Пристально глядя Юле в глаза, Алекс, казалось, в это мгновение забыл обо всем.
– Стараемся соответствовать.
По грустно-удивленному выражению лица Алекса, становилось понятно, он начинает
понимать происходящее, вернее, произошедшее.
– Проходи, - нарушила затянувшуюся паузу Юля.
– Это тебе, – Алекс протянул Юле не менее красивый, подарочный пакет.
– АААлекс, – Юля, подпрыгнув от радости, нежно обняла Алекса за шею и
поцеловала в щеку, - Алекс, ну ты, знаток, спасибо! Я и не мечтала об этом. Не
в силах сдержать свою радость, Юля еще раз открыла пакет и посмотрела на
бесчисленное количество косметики фирмы Sisley.
– Комплексный уход за лицом на ночь, а утром встанешь – шестнадцать лет.
– Если встанешь, – не разделил энтузиазма Юли Давид.
– Мальчики, сами знакомьтесь. Алекс, проходи, сейчас завтракать будем. У
меня кофе итальянский, – но тут же вспомнив, где живет Алекс, Юля безнадежно
махнула рукой в его сторону, – разве тебя можно чем-нибудь удивить. Я на кухню,
а то у меня блины сгорят. Алекс, кстати твои любимые с сыром и шпинатом, а сыр,
между прочим, еще твой.
Кошмар, – возмутилась Юля, – сыр из Цюриха, шпинат из Израиля, а едим в
Москве, когда этот бардак кончится?
Алекс очень долго и оценивающе смотрел на Давида, не обращая внимания на
неловкость ситуации, он то ли с чувством зависти, то ли сожаления сказал,
– Вообще-то, я завтракаю утром.
– А мы, как получится. Давид заметно нервничал, но старался казаться равнодушным.
Алекс приподнял руку и посмотрел на часы:
– Видно, хорошо получается?
– Не жалуемся, – сквозь зубы процедил Давид.
– Эй вы, петухи, вам не стыдно? А ну, быстро за стол.
– Нет. Я, пожалуй, пойду, - осознав реальность, сказал Алекс.
– Алекс, а по какому поводу заходил?
– Поздравить тебя хотел.
– Вечером, мы вас ждем к ужину. И без возражений. Алекс, ты меня слышишь?
– Слышу,– ответил Алекс и, развернувшись, медленно пошел по ступенькам
вниз.
Захлопнув за ушедшим Алексом, дверь, Давид не скрывал ни раздражения, ни
ревности:
– Это он?
– Кто «он»?
– Он тоже еврей?
– Тоже. Но Алекс женат и к тому же он сын Лазаря Моисеевича и Анны
Соломоновны.
– Лучше бы был дочь.
– Может и лучше, но ревновать меня к женатому человеку, по-моему, глупо.
– Может и глупо, но и ежу понятно, что он в тебя влюблен.
– Ежик, – Юля погладила Давида по щеке и ласково стукнула по носу, –
влюблен, не влюблен, это его проблемы. И, пожалуйста, без фантазий. Цветы в
вазу поставь, – попросила Юля.
Разглядывая цветы, Давид обнаружил красивый лейбл «For you». А прочитав название города,
где был куплен букет, Давид со злостью швырнул его в сторону и прошептал,– и не
лень было из Парижа тащить.
– Давид, успокойся, это всего лишь демонстрация возможностей.
– Если он тебе безразличен, тогда почему ты так радовалась и целовала его?
– Ты в своих «Основах…» пропустил первый раздел «Психологические
особенности женского организма». Все просто: букетик красивый.
Давид, ты, наверное, заметил, сейчас многие женщины выходят замуж за
иностранцев и в большинстве случаев, я думаю, без любви.
– Зачем же без любви выходить замуж?
– Зачем? Красивых букетиков хочется и отношения другого. Ты вряд ли можешь
представить, как мерзко и гадко может чувствовать себя женщина в нашей жизни.
Потом они, конечно, поймут, букетики – это не главное. И в этих мужчинах
найдут кучу недостатков, но это потом.
– А ты знаешь, что главное? – Очень серьезно спросил Давид.
– Знаю. Юля подошла к Давиду и положила ему голову на плечо.
– Главное, когда я просыпаюсь, а ты рядом. И мне не страшно, потому что ты
рядом. Красивые цветочки, это конечно, хорошо, они украшают жизнь, иногда это
очень нужно. Но если ты подаришь мне одну розу и согреешь ее сердцем, то ни с
Луны, ни из Парижа, никакие букеты мне будут не нужны.
– Ты опять превращаешь меня в пластилин. Прости меня, но я еще не совсем уверен…
– Во мне? Не думай об этом. Я хорошо знаю, что такое честь и достоинство
для мужчины, равно, как и для женщины. Если я по какой-то причине захочу что-то
изменить в своей жизни, ты будешь знать об этом первый и из моих уст. Пока мы
вместе, тебе никто не скажет, что твоя жена шлюха. И даже если расстанемся, ты
этого не услышишь, я не уважаю такой образ жизни. Но и ты помни, одна твоя
измена, и ты для меня не существуешь. За любовь я бороться не буду. Такая
любовь мне не нужна. Мне или всё мое, или ничего.
В жизни, вероятнее всего, иначе, но у меня так.
– Юль, а этот букетоносец в Москве или в Париже живет?
– В Сан-Франциско.
За завтраком Давид вежливо отказался есть любимые блины Алекса, сказав, что
ему больше нравятся блины с творогом.
– Гольдберг, тебе это не напоминает детский сад «Березка»?
Я готовила их для тебя. Мне хотелось тебе сделать приятное, а сейчас это
совсем не просто.
Делать эти блины меня научила Анна Соломоновна, и шпинат мне дала она. В
синагогу регулярно присылают посылки из Израиля, чтобы мы тут с голода не поумирали.
Ну, а сыр! Ты сам знаешь, как я люблю сыр. Все, что привез Алекс, его родители
разделили со мной. Они относятся ко мне, как к дочери. Я их очень люблю. И вносить
коррективы в наши отношения я не позволю ни тебе, ни Алексу.
С голоду я, возможно бы, и не умерла, хотя как знать. А вот если бы Лазарь
Моисеевич не устроил меня в синагогу, на институтскую зарплату я бы точно не
прожила, тем более в Москве, да еще одна.
– Юль, но в синагогу же, в основном, одни мужчины ходят. Что ты там
делаешь?
Давид недоверчиво улыбнулся.
– Кантору ноты переворачиваю, - соответственно ответила Юля.
– Не обижайся, просто смешно. Ты и синагога!
– Когда в доме нет даже вермишели
восьмого сорта, поверь мне, это не смешно. При синагоге есть культурно-развлекательный
центр для взрослых и детей, а также воскресная школа. Моя работа – проведение
праздников для детей, подготовка концертов, в общем, детский досуг.
И еще школа. В школе я детям
историю Израиля преподаю.
– А откуда ты знаешь историю
Израиля?
– От верблюда! Я, вообще-то,
читать умею. Сначала сама учусь, потом других учу. Теперь понятно?
– Понятно. Юль, я никуда не хочу вмешиваться,
но о том, как заработать деньги и как жить, об этом ты теперь можешь не думать.
Об этом буду думать я.
Под давлением Юлькиных аргументов Давид смягчился и попробовал блины, а
после добавки его отношение к Алексу немного потеплело.
– А у этого знатока женских душ, надо заметить, хороший вкус.
Кокетливо посмотрев на себя в зеркало, Юля улыбнулась и не стала спорить с
Давидом.
– Давид, а теперь сходи и пригласи Лазаря Моисеевича, Анну Соломоновну и
этого, как ты говоришь, знатока женских душ, к нам на ужин.
– А может лучше ты?
– Нет, – твердо ответила Юля, – теперь здесь ты – главный, иди.
Давид молча посмотрел на Юлю, ему совсем не хотелось идти, но и выбора у
него не было.
– Сейчас я понял, почему ты не замужем, – сказал Давид, а еще немного
подумав, добавил, – была.
– Юль, ты уж совсем нас забыла, Лазарь без тебя ужинать не садится. Скучаем
мы, Юль.
Юлька обняла Анну Соломоновну и долго стояла, прижавшись к ней.
– Разве я могу вас забыть? Вы же сами понимаете, почему я стараюсь реже
бывать у вас.
– Да понимаю я, Юлечка, понимаю!
– А куда это господа на ночь глядя поехали, я в окно видела как они в
машину садились?
– Да Алекс завтра в посольство должен идти, он таки уговорил Лазаря сделать
визу, а Лазарь в синагоге документы забыл. Ему там какая-то справка была нужна,
вот Алекс с ним и поехал.
– Сын в Америке живет, еще и справки какие-то нужны?
– Ой! У Лазаря их целая папка, на все случаи жизни: не был, не состоял, не
привлекался, не находился, не числился и так далее.
– Ужас! Я думала, справку из парткома о моральной и политической
устойчивости только у нас требуют. Похоже, бумажки везде любят.
Анна Соломоновна, давайте чай пить, я орехи с курагой принесла, а то,
правда, совсем свои вечерние посиделки запустили, одни новости по телевизору и
никакого человеческого общения. Я тоже скучаю.
Анна Соломоновна тяжело вздохнула:
– А уж как мы по тебе скучаем. По секрету скажу, Алекс тебе сюрприз
готовит. Наши соседи в Израиль отъезжают, на ПМЖ.
– Федоровы? Так они же русские!
– И мы так думали, но у них оказывается бабушка еврейка. Алекс когда узнал,
сразу им обмен предложил. Хочет, чтобы ты совсем рядом была. И потом у них три
комнаты, а у тебя две.
– А сколько нужно доплачивать, вы знаете?
– За это не переживай, он все уладил. Он, в общий коридор дверь новую
купил. Говорит, красивая, тебе понравится.
– А почему мне не сказали?
– Юль, ну ты меня не выдавай, а то Алекс обидится, это тебе подарок. Он тоже
все понимает! И зачем ты уехала?
Юля заварила чай и накрыла стол. Сев рядом с Анной Соломоновной, она тяжело
вздохнула:
– И я все понимаю, но Алекс женат. Я успела насмотреться, как все это унизительно
и противно. У мужчин, у них проще, пообщаются год другой, а потом вдруг
вспоминают, что у них семья есть, дети растут, даже умудряются вспомнить о
долге и чести. Да, что далеко ходить, моя подруга поверила, а теперь всех
мужчин лютой ненавистью ненавидит. Не смогу я так.
И Анна Соломоновна все понимала. Что ж тут не понятного? Но сердцем она
понимала и другое.
– Ты умная девочка, только вот зря ты уехала. Поверь и ты мне. Мать
чувствует, с кем её сын счастлив будет.
Сашуля ведь не по любви женился. Это была затея Лазаря. Лазарь ухватился за
идею: мы Коэны, они Леви, да еще у них – единственная дочь, у нас единственный
сын, ну как тут не объединиться. Все думали: будет счастливая семья, дом –
полная чаша, а без любви, оказывается, ничего не бывает. Саньке от обиды показалось,
что он влюблен в Юдит. Он уехать хотел, себя проявить. Его в институте очень
обидели. После диплома ему предложили остаться в институте, но при условии, что
он напишет одну диссертацию себе, а вторую сыну руководителя. Еще студентом он
большие надежды подавал. По цифрам всё сказать мог: и когда хорошо будет и
когда плохо. И разруху нашу вычислил. Мне хоть и не пристало так говорить, но
он, правда, талантлив. Мне об этом Бетти сказала, они с Майклом ему как себе
доверяют.
Юдит хорошая девочка была, но её деньги испортили.
Лазарь поэтому и ехать отказался. Вся её семья очень сильно изменилась. Они
какие-то другие, чужие стали.
Я Лазарю говорила, что все это ничем хорошим не кончится, так и получилось.
Замуж надо по любви выходить и жениться тоже. Любовь, её ведь, никакая Америка
и никакое богатство не заменит.
Лазарь ложится рядом со мной, я девочкой себя чувствую и про возраст, и про
все болячки забываю.
Юлька округлила глаза и её губы растянулись в лукавой улыбке:
– А, в вашем возрасте это ещё актуально?
– А ты как думала? Актуально? Еще как актуально – незамедлив, ответила Анна
Соломоновна, – Лазарю всего-то шестьдесят пять, а я, вообще, на три года
младше, так, что у нас все еще актуально.
Юлька, не сдержавшись, прыснула смехом:
– Ну, вы даете, Анна Соломоновна!
– Вот поэтому-то и болит душа за сына. Нет у него тепла. Любовь, она душу
лечит. А тебя он лю…, – замолчав на полуслове, Анна Соломоновна побледнела и
медленно свалилась на бок.
От неожиданности Юлька закричала и, вскочив со стула, едва успела
подхватить потерявшую сознание Анну Соломоновну, но усадить её на стул не
смогла. Она положила её на пол. Трясущимися от испуга и страха руками, Юля пыталась
набрать номер скорой и искать лекарства в аптечке.
– Скорая, срочно, очень срочно, человек без сознания…Какой адрес? Такой же
как у меня. Сейчас! Пишите адрес… Лекарство, скажите какое лекарство ей дать?
– А я откуда знаю, – донеслось с другого конца трубки.
– А я? – Растерянно переспросила Юля, но в ответ услышала гудки.
«Так! Всё. Надо успокоиться! Надо дать, то, что принимает. Господи! Как же
его дать-то через закрытый рот?»
Мгновенно промелькнувшая мысль о племяннике, не желавшим пить лекарство,
стала спасением. «Шприц! Шприц»! Юля растолкла лекарство, разбавила водой и, протиснув
тоненький кончик шприца между зубами, резко впрыснула лекарство в рот и
повторила эту же процедуру с водой. Намочив ватку в нашатырном спирте, Юлька
тщетно пыталась привести Анну Соломоновну в чувство.
Через некоторое время Анна Соломоновна застонала.
– Слава Богу! Хоть какие-то признаки жизни.
Господи! Ну, где же эта скорая!
Минуты ожидания показались вечностью.
Глава 23
Юле казалось, врач не идет, а топчется на месте. Она хотела сама пойти ему
навстречу, но не смогла сделать и шагу. От каждого её движения перед глазами
вспыхивали серебристые искорки, и всё вокруг казалось зыбким и неустойчивым.
– Ребята, вы что? – Услышала она голос доктора и открыла глаза.
– Всё хорошо. Больная в сознании, она всё помнит. Она даже мне сказала, что
в юности занималась художественной гимнастикой.
– Да, да мы с ней там, первый разряд, – сбивчиво говорил Лазарь Моисеевич.
– Спасибо, вам, – Алекс пожал доктору руку, – никакие слова не выразят нашу
благодарность.
– Свою сообразительную жену благодарите, если бы не она, один Бог знает,
что было бы.
Юля слегка покачнулась, но в это время Алекс обнял её за плечи и прижал к
себе.
– Соседку, – автоматически ответила Юля.
– Побольше бы таких соседок, и мы бы чаще отдыхали, – посмотрев на Алекса и
Юлю, улыбнулся доктор.
– Спасибо, спасибо…, – Лазарь Моисеевич обнял Юлю и тихо заплакал.
– Лазарь Моисеевич, – пробормотала Юля, – ничего особенного, все бы так. Разве
можно иначе?
– К сожалению, не все. Практически все теряются в подобных ситуациях, а вы
молодец, это я вам как врач говорю. Всё хорошо, можете спокойно идти домой.
– Нет-нет, я останусь, – Лазарь Моисеевич вытер рукой вспотевший лоб и
обессилено сел в кресло.
– Папа, целая ночь впереди, где ты будешь спать?
– А кто тебе сказал, что я буду спать? За меня не переживай. Лучше вези Юлю
домой. Посмотри, она вся дрожит. На ней тапочки на босу ногу.
Алекс посмотрел на Юлю и только сейчас заметил, что на ней его куртка и она,
действительно, в домашних тапочках, а тапочки мокрые.
Выйдя из здания клиники, Алекс взял Юлю на руки и понес к машине. Усадив ее
на сидение, он заметил, что Юля дрожит еще сильнее и у нее закрыты глаза. Он
тут же схватил её и понес обратно.
– Доктор, – испуганно сказал Алекс,– она вся дрожит и глаза не открывает.
Алекс положил Юлю на кушетку. Он теребил ее за щеку и умолял открыть глаза.
Сжавшись от дрожи в клубок, Юля на мгновение открыла глаза и протяжно
сказала: «Алеекс». Алекс испугался еще сильнее.
– Это постстрессовый синдром, – пояснил доктор,– сейчас ей сделают укол,
она поспит и все будет нормально.
Медсестра, делая укол, заметила, как Алекс вздрогнул в момент, когда игла
шприца вошла под кожу.
Юля застонала. Алекс тут же, не замечая ни медсестры, ни доктора, склонился
над кушеткой и судорожно просил Юлю открыть глаза.
Посмотрев на Алекса, доктор и медсестра по-доброму улыбнулись.
– Доктор, почему она не открывает глаза?
– Не волнуйтесь, – доктор по-отечески обнял Алекса за плечи, – не стоит так
беспокоиться, сейчас она поспит, – доктор улыбнулся, – часов двенадцать, а
завтра утром будет бодренькая и свеженькая, как огурчик.
У нее шок. Ситуация была слишком сложная. Когда человек без сознания, близким
очень трудно держать себя в руках, а тут еще самой решение принимать надо. Она
молодец!
– Доктор, а что она сделала?– Растерянно спросил Алекс.
– Первое, правильно дала лекарство, а второе, к нам привезла.
В таком состоянии, «скорая» обычно в районные больницы везет, а там,
практически нет шансов. И не потому, что врачи забыли клятву Гиппократа, просто
лечить нечем.
Она заплатила врачам со скорой и уговорила привезти сюда.
Услышав это, Алекс машинально достал портмоне, вытащил несколько
стодолларовых купюр и протянул врачу.
– Спасибо, мне она тоже заплатила. Не сочтите это за низость, но сейчас, – доктор
безнадежно махнул рукой, – у нас такое творится, врагу не пожелаешь. Ни лекарств,
ни зарплаты. Как лечить? Как жить? Многие, особенно пожилые врачи и медсестры живут
одни. Как с ними быть? Вот и приходиться. А иначе – доктор тяжело вздохнул, –
остается ноги протянуть или руки.
– Как у вас тут все сложно.
– А где у вас, не сложно?
– В Калифорнии.
Немного подумав, Алекс сказал, – да, наверное, и у нас сложно.
– А родители почему здесь?
– Не едут. У них здесь всё. Вся их жизнь.
– А там?
– А там чужая жизнь.
– А она – посмотрев на Юлю, спросил доктор, – действительно соседка?
– К сожалению, да.
– Почему к сожалению?
– Вот, если бы жена, то к радости.
– Она замужем?
– Нет. Пока. Это я женат.
– Ну, ведь сейчас это не сильно большая проблема. Можно и развестись, если,
конечно, любишь.
– Люблю, – честно ответил Алекс. Не все так просто, как хочется. Проблем
слишком много.
– Тогда и не морочь ей голову, протянешь время, а потом ни семьи, ни детей,
да и она стервой станет. С Нью-Йорка не налетаешься.
– С Калифорнии, – поправил Алекс.
– Это у меня к дочери «жених» с Нью-Йорка летает. Сначала три раза, потом
два, а сейчас, забыли когда был.
Доктор подошел к Юле. У неё на щеках появился слабый румянец.
– Ну, все, можешь забирать свою соседку. Не оставляй ее сегодня одну. Телефон
и будильник подальше убери, а лучше выключи. Для неё сейчас покой – самый
лучший доктор. И еще, это я тебе, как отец скажу: все хотят стабильности и
уверенности, а женщины особенно. Им надо, чтобы мы всегда были рядом. Если не
можешь ей этого дать, лучше оставь. Будь мужчиной. Переплакать один раз легче,
чем плакать всю жизнь.
Алекс взял Юлю на руки. Бережно прижав её к себе, осторожно пошел к машине.
Глава 24
Старался дышать полной грудью, будто свежий морозный воздух мог избавить
его от мыслей о ней.
Он старался о ней не думать, а думать о чём-то другом он не мог.
– Ну почему, почему все так глупо получилось? Почему? Почему я сразу не
сказал правду? Ведь всё могло быть иначе!
Алекс вскочил и закрыл окно. Морозный воздух, действительно, отвлекал его
от мыслей о Юле.
Неожиданно для себя, он обратил внимание на старый венский стул.
«Это же мой стул, – Алекс осторожно провел рукой по
изогнутой спинке, – когда я здесь жил, он стоял в углу за шкафом, на нем всегда
лежала моя школьная форма и фуражка с лаковым козырьком… когда я здесь жил…».
– Жил – грустно повторил Алекс, – тогда я действительно жил…
Каким-то давно забытым теплом и спокойствием повеяло от этих воспоминаний.
Алекс закрыл глаза.
Медленно, как в его любимой детской игрушке – цветном калейдоскопе, из
разноцветных стеклышек складывались картинки его прошлой счастливой жизни…
Он еще раз «повернул» калейдоскоп и цветные осколки рассыпались. В круглом
отверстии серой бумажной трубы он увидел
грустные лица, поразительно быстро постаревших родителей.
Алекс тряхнул головой и открыл глаза.
– Почему? – Почти крикнул он, – почему всё так? Юля, я люблю тебя… Люблю… Мне
никогда и ни с кем не было так хорошо и так легко. И так трудно…
Он резко вскинул руку и что есть силы, ударил кулаком по краю подоконника.
В ящике письменного стола Алекс взял ножницы и вернулся в зал.
Юля лежала на диване. Она спала.
Аккуратно разрезав на Юле футболку, он хотел разрезать и бюстгальтер, но
испугался завтрашнего гнева Юли за порчу красивых вещей. Он ловко завел руку ей
за спину и также ловко расстегнул крючки.
Он старался не смотреть. Но не смог убрать свои руки из-под её теплой гладкой
спины. Не сопротивляясь желанию, Алекс медленно склонился над её грудью. В этот
момент она повернулась, и он испуганно отпрянул.
Отведя в сторону взгляд, он снял с неё брюки. Брюки соскользнули очень
легко. И вот теперь ни какие силы не могли заставить его отвести взгляд от её
почти обнаженного тела.
Он старался побороть соблазн.
Едва прикоснувшись губами к её груди, он почувствовал непреодолимое,
магнетическое желание…
– Нет! Нет! Я не могу. Не мо-гу… Я… Я люблю тебя… Люблю…
Алекс с силой сдернул с себя рубашку и, схватив Юлю на руки, понес в
спальню.
Желая аккуратно положить Юлю на кровать, Алекс наклонился, но потерял
равновесие и слегка придавил её своим телом.
– Давид, – еле слышно простонала Юля.
– Могла бы и не напоминать,– с досадой, произнес Алекс и, уткнувшись в её
плечо, застонал, – конфет, я даже в детстве, не воровал…
Не найдя своих вещей, Юля накинула одеяло на плечи и вышла в зал. В зале
никого не было. Услышав шум воды в ванной, она села в кресло, ждать своей
очереди.
Вскоре из ванны вышел Алекс, увидев закутанную в одеяло Юлю, он улыбнулся и
ласково погладил её по голове,
– Доброе утро, Юленька! Как ты себя чувствуешь? Алекс хотел поцеловать Юлю
в щеку, но она резко повернулась и отстранила его лицо.
– Алекс, я требую объяснений, – Юля подняла с пола рубашку, пуговицы на
которой, были вырваны «с мясом».
– Как ты мог? Это же подло и низко, пользоваться такой ситуацией. Как ты
мог?
От безысходности и боли Юля заплакала навзрыд. Что ты наделал? Мне
казалось, это сон.
– Юля, Юля, не плачь, тебе нельзя волноваться.
Я ничего не делал. Ничего.
– Не лги! Это что? – Юля опять подняла рубашку.
Так рубашку не снимают, даже если очень сильно хотят спать. Где моя одежда?
Алекс подал Юле брюки.
– А футболка?
–Мне пришлось ее разрезать.
– Зачем?
– Такая практика, если человек без сознания, одежду, разрезают. Нельзя
снимать через голову.
– Через полчаса я буду готова. Едем в больницу.
Глава 25
Юля пулей влетела на четвертый этаж. Едва успев отдышаться, она обратилась
к дежурной медсестре, с просьбой проконсультироваться у грамотного и знающего
врача.
– У какого врача?
– Мне очень нужно поговорить с хорошим и желательно очень грамотным врачом.
– У нас вообще-то все грамотные, но если вам нужен высоко квалифицированный
доктор и тем более срочно, в конце коридора кабинет зав. отделением.
– Спасибо, – на лету крикнула Юля.
Остановившись у кабинета, Юля прочла: «Друккер Л.И.». Наверное, Людмила
Ивановна, – почему-то решила она и, не осмыслив до конца информацию, постучала
в дверь. Услышав в ответ: «входите», она вошла и увидела добродушно улыбающегося
мужчину. Его озорной взгляд никак не сочетался с его почтенной лысиной, и все
же, несмотря на белый халат, на знающего и грамотного врача он был мало похож,
скорее он был похож на очень грамотного завхоза.
– Извините, мне Людмилу Ивановну, – уверенно сказала Юля.
– Какую Людмилу Ивановну?
Юля показала на табличку – Друккер Л.И.
– А Леонид Исаакович вам не подойдет? – продолжая улыбаться, ответил
мужчина.
– В детстве меня «Киселем» дразнили. Вы, наверное, и не помните, кисель брикетами
в бумажной обертке продавали. После войны это было первое лакомство. Позже
друзья генсеком в шутку называли, – Леонид Исаакович поднял вверх глаза,
взглядом указывая на свои густые брови. А сейчас я дедушка с «выщипанными волосами»,
а какие кудри были, – Леонид Исаакович вспомнив былое, вздохнул и не сильно
расстроено погладил себя по лысине, – это внучка так меня называет, а вот
Людмилой Ивановной, – доктор весело засмеялся, – я еще никогда не был.
– Простите, стереотип мышления. А про кисель и я помню, в нашем детстве мальчишки
тоже его грызли, он почему-то такой твердый был, наверное, еще с вашего детства
запасы остались.
– Да, надо заметить несильно прогрессивная у нас была пищевая
промышленность.
– Да, уж! Всего лишь через двадцать лет после войны, «товарищи» догадались,
делать кукурузные хлопья сладкими. Хлопья были вкусные, но их в таких маленьких
пачках продавали, – Юля согнула свою ладонь, – всего пять горсточек. Восемь
копеек стоили.
А простые, большая пачка, стоили пять копеек. Вспомнив детство, Юля с
сожалением вздохнула, – но я больше сладкие уважала.
– Надо же какая у вас хорошая память.
– Доктор…
– Я вас внимательно слушаю, милая девушка.
– Леонид Исаакович, у меня к вам, несколько необычная просьба, не могли бы
вы меня осмотреть?
– Ничего необычного, каждый день слышу такие просьбы. У вас есть
направление?
– Нет, но мне очень надо. Мне очень срочно. Моя жизнь зависит от вашего
честного ответа.
– Проходите, ложитесь, – и доктор очень учтиво показал на ширму.
Несмотря на собственную инициативу, Юлька все же не рассчитывала на врача
мужчину, а потому при слове «ложитесь», её лицо залилось краской.
– Поверьте, милая девушка, – Леонид Исаакович заметил Юлькино смущение, – за
столько лет работы, мне в рот заглянуть гораздо интереснее. Ложитесь, – с
безразличной обреченностью сказал он.
После осмотра, доктор ничего не понимая, удивленно развел руками:
– И какая срочность? У вас все в порядке. Нет никакой патологии.
– Доктор,– скрестив на груди руки, Юлька смущенно опустила глаза и, а вы
можете сказать, только честно, была ли…– от волнения у нее перехватило голос, –
была ли у меня интимная близость с мужчиной сегодня ночью? Только честно,
доктор.
От такого вопроса густые брови доктора «вылетели» за «взлетную полосу».
От такого вопроса густые брови доктора «вылетели» за «взлетную полосу».
– А вы сами, голубушка, разве не помните? Я всякого здесь наслушался, но,
чтобы так…пожалели бы старика... Вот тебе и хлопья по семь копеек!
– По восемь, – поправила Юлька, – доктор, вы сначала ответьте, а потом я
вам все объясню, – чуть не плача взмолилась она, – мне, правда, это очень важно.
Юля сидела на кресле, свесив ноги. Похолодевшая от страха, она умоляюще
смотрела на Леонида Исааковича.
– Только честно, доктор.
– Нет. Ни вчера, ни сегодня, у вас половой близости не было. Скажу больше,
у тебя не было ни одной беременности.
– Леонид Исаакович! – Юлька спрыгнула с кресла и от счастья не знала, что
делать.
– Какой вы старик? Вы самый замечательный на свете доктор! Вы мне жизнь вернули.
А я одноклассника Компотом зову, – вспомнила про кисель Юля и, не сдержав радости,
обняла Леонида Исааковича.
– Ура-а-а! – крикнула Юля и тут же разревелась.
После подробного разговора, Леонид Исаакович и Юля прощались, как старые и
добрые друзья.
– Забеременеешь, приходи, я тебя без направления наблюдать буду.
– Спасибо. Я обязательно приду, обязательно. А это, Юля достала из сумки конверт,
это не взятка, не обижайтесь. Это, правда, мое желание. Желание поделиться счастьем.
Купите жене ее любимые цветы, вспомните самое счастливое время. А собственно,
зачем вспоминать, когда любимый человек рядом, это и есть счастье.
Конверт Леонид Исаакович не взял, но рассказать жене про Людмилу Ивановну
обещал.
Увидев, летящую по лестнице Юлю, Алекс еле успел ее подхватить.
– Ты с ума сошла?
– Если только от радости.
Не обращая ни на кого внимания, Юля крепко обняла Алекса за шею и стала целовать
его в щеки.
– Прости, Алекс, прости. Спасибо тебе, ты самый лучший. Спасибо. Ты
настоящий друг. Юлька подпрыгнула и опять повисла на шее у Алекса. Её радости
не было предела.
– Это что же такое надо сделать, чтобы получить такую награду?
– Как раз таки ничего, – поняв Юлькину радость, ответил Алекс.
– Ой, Лазарь Моисеевич, – смутилась Юля, – простите, я вас не заметила. Как
Анна Соломоновна себя чувствует?
– Спасибо, кажется хорошо.
– А домой когда?
– Возможно сегодня. Все зависит от обследования.
– Папа, тогда давай сейчас домой, ты отдохнешь, а после обеда мы приедем.
– Нет, Сашуля, я с мамой. Пока все ясно не будет, я не уйду.
– Алекс, – позвала Юля, – подойди ко мне. Оставь его, я, кажется, понимаю, почему
он не хочет уходить. Он боится. Страх. Страх потерять любимого человека. Один
раз это случилось без него, теперь он не уйдет. Пойдем, купим что-нибудь поесть,
а я девочек попрошу, они чай или кофе ему сделают.
– Ты почему хромаешь? – Алекс подхватил Юлю за руку.
– Алекс, я каблук сломала.
– Хорошо, что только каблук, я думал, ты себе шею свернешь. Летела, как
сумасшедшая.
– Было от чего.
Выйдя из здания, Алекс взял Юлю на руки и понес к машине.
– Второй день безответно ношу тебя на руках, – разочарованно сказал Алекс и
бережно прижал Юлю к себе.
В знак благодарности за предоставленные услуги по переноске тяжестей Юлька
нежно чмокнула Алекса в щеку.
– Не целуй меня так, может я и друг, как ты говоришь, но я еще и мужчина.
– Хорошо не буду, – хитро сощурив глаза, Юля еще крепче обняла Алекса за
шею и с предельной нежностью поцеловала его в щеку. Через мгновение она стояла
на земле, а он с безудержной страстью целовал ее в губы.
Любовь, страсть, желание и… безнадежность …
Он это чувствовал и поэтому не мог оторваться от её губ.
Она всё понимала и поэтому не сопротивлялась.
Глава 26
– Целуются, ну и что?
– Они уже минут пять целуются, сколько я их вижу, он все время носит её на руках.
– Она больная?
– Нет, я думаю, беременная. Утром я её у Друккера видела. А потом она по
лестнице летела, как сумасшедшая. Он еле поймал её.
– Любит, наверное.
– Любит. Он вчера шефу пятьсот долларов за успокоительный укол отвалил.
– А ты откуда знаешь?
– Я в ночную Глущенко подменяла. Все, кто ночью дежурил, премию получили. И
мне перепало. Ты бы видела как он волновался, когда я ей укол делала. Сколько
здесь работаю, первый раз вижу, чтобы мужик из-за пустяка так переживал.
– А что с ней?
– Переволновалась, шок. Она вчера свекровь с приступом привезла. А он и отец
позже приехали.
Ну, наконец-то перестали. Пошли работать, Вера. Стой, смотри, он опять её
несет. Везет же людям. Вот это, я понимаю, мужик.
– Я тоже обратила на него внимание. Холеный. И где только таких берут?
Глава 27
– Алекс, – Юля хотела сказать «прости за шутку», но он приложил к ее губам
свою руку и попросил ничего не говорить.
– Можно я буду думать то, что хочу?
– Это твое право.
– Ты любишь его?
– Алекс, а как ты думаешь, разве можно без любви выходить замуж?
– Можно! Еще как можно!
– Мне жаль тебя, Алекс. Правда, очень жаль. Куда мы едем?
– Сначала в обувной магазин, потом купим папе продукты и вернемся в
больницу. Ну, а потом сами где-нибудь пообедаем, из-за твоих утренних допросов,
я забыл позавтракать.
– И я.
Несмотря на отсутствие посетителей в ресторане, Алекс выбрал столик в
дальнем углу, за цветочной перегородкой.
Алекс долго молчал. Он упрямо смотрел на горевшую свечу и никак не решался
заговорить.
Они оба понимали, им нужно поговорить. Но ни он, ни она никак не могли отважиться
и сказать друг другу правду.
«Думать то, что хочется, это неправильно», – решила Юля, и первой нарушила
молчание:
– Алекс прости меня за мое недоверие и не обижайся, но так честнее.
– Юля, скажи, как ты ко мне относишься? – Алекс нежно провел своим пальцем
по её руке, лежавшей на столе, – я бы не стал тебя спрашивать об этом, но после
этого поцелуя, я не могу не спросить.
– До сегодняшнего утра не очень хорошо, а после посещения врача, я поняла:
ты порядочный и очень достойный человек. Алекс, ну как я могу к тебе относиться?
Ты мне не безразличен, а иначе я бы не уехала домой? Ты мне очень нравишься. Как
может, не нравится умный, красивый и здоровый мужчина? Сказав это, Юля чуть
улыбнулась, невольно напомнив Алексу их первый разговор, но он очень
внимательно слушал её, и она не решилась шутить.
– При нашей деградации мужского населения, когда одна позиция «не пьет» и практически
решает всё, ты просто подарок судьбы.
Посмотри, что творится в стране. Стоят фабрики, заводы, а сколько закрылось
институтов, учреждений. Безработных миллионы! Люди просто не знают что делать. Женщины
надрываются, таскают тюки с тряпками из Польши и Турции, чтобы хоть как-то семью
прокормить.
А где мужчины? А мужчины пьют и виноватого ищут.
Может, мужа поискать среди доблестных защитников Родины?
Ау, настоящие мужчины?
Не там ищите! Бывшие защитники Родины давно не на боевом посту. За немалые
деньги, они свои эксклюзивные задницы в ночном клубе показывают или за
дополнительную плату «индивидуальным творчеством» занимаются: все для вас, дорогие
женщины, как пожелаете – снизу, сверху.
Кошмар! Ни стыда ни совести, а про честь никто и не вспоминает. Иногда мне
просто страшно становится…
Алекс, я не смогу быть любовницей. Это не мое.
– Тебя кто-то обидел? – Алекс задиристо, как мальчишка, мгновенно выпрямился,
как будто прямо сейчас готов был разобраться с её обидчиком.
– А ты, похоже, готов отомстить за мое униженное достоинство, – реакция Алекса
вызвала у Юли насмешливую улыбку, – нет, меня никто не обижал. Я достаточно
разумный человек, и не завожу таких связей. Почему так, или иначе поступают
люди я могу понять. И если я кому-то что-то делаю, я делаю это по своему
желанию и никогда ни от кого не жду вознаграждения за свою помощь. Я хорошо
знаю, чувство благодарности, к сожалению, самое нестабильное из всех чувств. А
лично для себя я стараюсь делать всё сама. Избегая зависимости от людей и, по
возможности, от обстоятельств. Я живу свободно и спокойно. Сама принимаю решения,
сама делаю выбор, и вообще, я всё делаю сама! А, следовательно, не позволяю
никому себя обижать и не имею поводов обижаться.
Юля отвернулась в сторону и замолчала.
– А быть такой самостоятельной не устаешь?
– Устаю, – честно ответила Юля, – иногда очень сильно устаю. Всё и всегда
сама...
– А бывает…
Юля не дала договорить Алексу.
– Бывает, Алекс! Бывает! Бывают такие моменты, когда искушению трудно
противостоять. Ты, например!
– Спасает аэрофлот?
– Иногда. А чаще только одно: бесплатных пирожных в жизни не бывает! Да и поучительных
примеров слишком много. У нас в институте была преподавательница, профессор,
умнейшая женщина. Всю свою личную жизнь она посвятила женатому мужчине. Говорят,
любила очень. Считала его благороднейшим человеком. А он всю жизнь «пел» ей бессмертную
сагу о больной жене.
Жена до сих пор живет и здравствует. А где она? Как он говорил, его любимая?
Этот благороднейший, наверное, от большой любви, на панихиду не пришел, но
зато ловко отсудил квартиру любимой в свою пользу. И таких случаев, я думаю, не
единицы и не сотни. На нашей кафедре, две «звезды» понять никак не могут, что
это «болото».
Так что, жизнь закалила, и вывод я сделала правильный: женатый мужчина, как
мужчина, для меня просто не существует. Алекс, даже тогда, когда ты будешь
рядом я не смогу быть счастливой. Ты моим никогда не будешь! А через какое-то, время,
я вообще стану стервой.
– Почему?
– Да потому, что я захочу проводить с тобой время не только в постели, но и
дни, ночи, праздники, захочу ездить с тобой отдыхать, бывать у друзей. Захочу,
чтобы ты выносил мусор, помогал мне готовить обед. Да мало ли что я захочу!
Детей захочу!
Я вполне допускаю, ты тоже этого захочешь, пожалуй за исключением мусора.
Но ты все это не сможешь мне дать и не потому, что у тебя есть жена, а потому,
что на все это у тебя не будет времени. Ты не сможешь остаться здесь, а я не
смогу быть рядом с тобой там! А только постель и немного развлечений наездами, от
этого быстро устанешь, а в таком сочетании, это еще и унижает. Я хочу всё. И всё
это, должно быть только моим. В тот вечер ты сказал, природа создала мужчину
для женщины, а женщину для мужчины. Нет, природа создала мужчину и женщину для
продления жизни, мужчина и женщина – это одно целое. Ты лучше меня знаешь: в
состоянии стагнации рано или поздно наступает кризис. Увы, но это объективный
закон природы. Я семью хочу! Нормальную, здоровую семью! Святая Мария-Магдалена
из меня не получится!
Алекс молчал. Замолчала и Юля. Его рука, лежащая поверх Юлиной руки, была
холодная.
–У нас на кафедре есть одна такая «святая». С аспирантом живет, вернее это он
у неё живет. На аспирантскую стипендию трудно прожить, тем более в Москве. Вот
он и пристроился по «любви». А она истинную причину этой любви всё никак понять
не может или не хочет. После каждого праздника она его выгнать собирается. Он возвращается
из дома, переспит с ней, и все снова: ребенку конфеты, а ему опять деньги на
отъезд домой занимает. И никак не поймет, что она зря теряет время и силы. Безграничного
ничего на свете нет. Всё имеет свой ресурс и свой предел, и желания в том числе.
Потом, как это обычно бывает, ей обязательно встретится человек, достойный её и
её любви, с которым она могла бы действительно стать счастливой, но она не
сможет. Она не сможет верить, не сможет понимать, да и желания станут скупее,
это еще со школы известно, знающие люди об этом писали. Что-то красивое и то не
сможет сделать. Просто на все это у неё не будет сил. Всё будет потрачено на
этого, не знаю, как его назвать. И что остается? Продолжать жить как попало?
Я так не хочу. Это не моё! Я хочу, чтобы в моей жизни всё было красиво и
отношения, прежде всего, а для этого нужны силы.
Многие думают, что чем больше у них будет опыта в интимных делах, тем качественнее
и лучше у них будет семья. Нет. Это как раз тот случай, когда мы не
приобретаем, а теряем. Теряем самое лучшее, данное нам природой – умение
любить.
– А сегодняшний поцелуй?
– Считай, это боль по несостоявшейся любви.
Могу честно сказать, по характеру ты мне больше подходишь, чем Давид. Ты
более эмоциональный, более открытый, с тобой я больше чувствую себя женщиной. С
Давидом легко и в то же время сложно, все замыслы и помыслы исходят от меня. А
я тоже сюрпризы люблю. С тобой у нас не совпадает только одно: я семью хочу.
Любовь – это то чувство, которое невозможно ни с кем делить, кроме
любимого.
Алекс долго не поднимал опущенной головы, он молча смотрел на Юлину руку
закрытую его рукой и боялся пошевелиться.
– А может тебе не стоит спешить со свадьбой, может, стоит подумать? Может…
Алекс опять замолчал, боясь произнести то, о чем он думал с того вечера, когда
Юля улетела домой.
– Алекс, не мучайся, у нас с тобой все могло получиться без всяких условий
еще в тот вечер.
– Так почему же ты улетела?
– А ты до сих пор не понял почему?
Алекс, я живой человек и не лишена способности чувствовать. Я всё поняла,
когда ты надевал мне манто перед концертом.
– Юля, если ты все чувствовала, тогда почему, почему ты меня прогнала?
– Смешной ты, Алекс! Почему-почему? Алекс! У тебя не всё в порядке в семье.
Чтобы это понять, не обязательно быть психологом-аналитиком. Можно быть не
глухим химиком. Твои родители ни разу не упомянули в разговорах имя твоей жены
и твое вместе. Неужели ты думаешь, я не понимаю: почему они здесь, а не рядом с
единственным сыном и единственным внуком, которого видели только на фотографии.
Твое отношение ко мне я чувствовала. Всё было ясно
без слов. Близости я боялась только из-за твоих родителей. Ну, а когда ты
сказал, что хочешь продлить всего лишь удовольствие и для этого достаточно поворота
ключа, я поняла: я ошиблась.
– А в нем ты не ошибаешься?
– Нет. Давид светлый и чистый человек, и он хочет того же что и я.
– Да уж, светлый. Язва еще та.
– Это всего лишь защита. У тебя возможностей больше. Букет из Парижа он подарить
мне не может, но зато, он знает волшебное слово.
– Какое?
– Любовь, Алекс. Любовь! Женщина – это не средство для удовлетворения
физиологических потребностей. Женщину надо любить, и говорить ей не о повороте
ключа, а о любви, и тогда все само собой откроется.
Алекс поднес Юлину руку к своим губам и стал медленно целовать каждый ее палец.
– Ты не ошиблась! Не ошиблась!
– Не надо, Алекс, я же говорила, я не глупа. Я хорошо понимаю, почему ты не
можешь развестись со своей женой и признаться мне в любви. Не только потому,
что ты Коэн. У вас же там еще движимость, недвижимость, финансы, образ жизни. Все
это играет очень важную роль.
Я говорю это без иронии, – Юля попыталась вытащить свою руку, но Алекс сжал
ее в кулак так сильно, что у неё хрустнули пальцы.
– Алекс, мне больно.
– Прости, прости. Он поцеловал ее ладонь и прижал к своей щеке:
– Знала бы ты как мне больно!
Глава 28
Выйдя из лифта, Юля не поверила своим глазам: у ее двери, прижавшись к
косяку, на дорожной сумке сидел Давид, а на подоконнике, с кучей окурков, Макс.
– Давид! Что случилось? – испуганно закричала Юля.
Давид встал и неуверенно подошел к Юле:
– Ты… ты где…, – едва шевеля губами пробормотал он, и тут же с
силой обхватил Юлю, но через мгновение его ослабшие руки соскользнули с её
плеч.
– Максим, что случилось?
Максим отрицательно покачал головой.
– Ничего. Мы тебе сутки звонили. У тебя телефон не отвечал… ни днем, ни
ночью. Звонили вашему соседу, у него тоже. Звонили на работу, там никто ничего
не знает. Ни Алена, ни Лариса не в курсе. Показывая на Давида, Максим покрутил
пальцем у виска:
– Он ничего не соображает, а к утру у него совсем «крыша» съехала. Я не мог
его одного отпустить.
– Спасибо Макс, ты правильно сделал.
Так вы же сейчас должны быть в командировке в Алма-Ате, – вдруг вспомнила
Юля, – Давид говорил, у вас там какой-то тендер.
– Так мы из Алма-Аты и прилетели, там Саша остался.
– Давид, разве так можно себя изводить? Ты, что себе напридумывал?
– Я думал, с тобой случилось самое…
Юля погладила Давида по лицу, а увидев его красные опухшие глаза, она
заплакала.
– Давид, все хорошо! Все хорошо. Как ты мог такое подумать, глупый! Разве
может со мной что-то случиться, когда я так счастлива.
– Ага-а… как раз когда все хорошо, всегда что-нибудь случается.
– Гольдберг, я тебя сейчас сама убью! Не каркай!
Давид обнял Юлю.
– Ну, все, Макс, вставай. Это точно не галлюцинации. Теперь я верю, с
девушкой ничего не случилось. Если она собирается меня убивать, значит всё
нормально.
Я смирился, что умру не своей смертью, – Давид притянул Юльку ближе к себе
и ласково чмокнул её в висок, – меня жена убьет за то, что я во время к ужину
не пришел.
– Сначала женись, а потом видно будет, за что тебя убивать, – успокоила
Давида Юля.
– Ну и я про это. От рук жены приятнее умереть, чем под колесами
автомобиля.
– Да-а-вид, – крикнула Юля и расплакалась еще сильнее.
– Давид, не шути так. Ей нельзя волноваться. Вчера у неё был очень сложный
день, – сказал поднявшийся на Юлин крик Алекс.
Давид, еще сам не пришедший в себя после сложностей своего тяжелого дня, не
осознав сказанного Алексом, попытался развеселить Юлю:
– Не плачь, я же сказал тебе что женюсь. Ну, не плачь, сказал, значит
женюсь.
– Ну, все, – Максим встал с подоконника и расправил затекшие ноги и спину,
– Дайте мне ключи, а вы тут сами разбирайтесь, кто кого убьет, кто на ком женится,
а то я вперед два раза умру. Один раз от голода, а второй раз от интоксикации
организма.
– От чего? – Переспросил Давид.
– От отравления собственными шлаками. Не знаю, как ты, а я два часа в
туалет хочу, – пояснил Максим.
– И я хочу подарки посмотреть, – Юлька искоса посмотрела на Давида.
– Какие подарки, – ничего не понял Давид
– Как, какие? Какие привез. Кто мне обещал, всегда с подарками, приезжать.
– А-а-а,– глядя на Алекса Давид улыбнулся, – у меня, кажется, носки новые
есть. Socks for you, – гордо произнес он, – China
Все переглянулись и разразились дружным хохотом.
Глава 29
Весна! Как много нежности в этом времени года.
Мы переворачиваем всего лишь один листок календаря и независимо от погоды в
нас оживают надежды, мечты, появляется предчувствие радости и ожидание приятных
перемен. Весной мы чувствуем иначе. Весной в нас происходит какое-то, необъяснимое
преображение. Весной нам открываются совсем иные краски жизни.
– Странно, сейчас середина февраля, а я думаю о весне. Раньше я этого, вообще,
не замечал:
– Юлька, прилетай быстрее. Я так хочу почувствовать, твое дыхание, прикоснуться
к твоей щеке, забыть все на свете и знать только одно: ты рядом. Знала бы ты,
как я хочу, чтобы ты была рядом. Рядом…
Занятый своими мыслями, Давид не заметил, как
дошел до дома Юлиных родителей.
– Привет, родственник. О чём думы? О былом или о грядущем? Небось, очередные
указания от «звезды» получил?
– Привет, Софа. Да, нет. Все нормально. Вообще-то, я по собственной
инициативе. Мне твоя помощь нужна.
– Чай, кофе?
– А пирожки есть?
– Давид, у нас пирожки и булочки, как зубная паста, не выводятся.
– Тогда, пирожки и булочки, и чай! Только не в пиалку. Мне в самый большой
бокал и с тремя ложками сахара.
– А подогретый лимонад пить не пробовал?
Встретив уничтожающий взгляд Софы, Давид, помня о требующейся помощи, смиренно
покачал головой.
– Ну, а просьба-то какая?
– В общем… мне надо комнату как-то украсить… ну..., – Давид немного замялся
и смущенно опустил голову, ну понимаешь…
– Ну, как не понять! Для брачной ночи что ли? – Бодрым голосом продолжила
Софа.
– Давид согласно закивал головой.
– А я думала, для брачной ночи это не главное.
– За главное не беспокойся. Юлька сказала, до свадьбы она у вас будет жить.
А встречаться будем, как школьники, на лавочке. Так, что я как раз подготовленный
буду.
– Ну, насчет школьников вы ошибаетесь, господин хороший. У них другие места
для встреч. Гольдберг, ты мне свою фотографию подари. Я тебя в школе своим
охламонам, как образец высокой нравственности показывать буду.
– Родственница, от главной темы не отвлекайтесь.
Понимаешь, мне надо. Очень надо сделать ей какой-нибудь приятный сюрприз. А
у меня, как всегда, по этому поводу, только одна мысль!
– Интересно какая!
– Какая, какая? Хорошая! Я кровать купил… новую… белую… А больше у меня ни
на что фантазии не хватает.
Софа закусила губы, она честно хотела сдержать желание «вставить очередную
шпильку», но, посмотрев на измученную сюрпризным поиском физиономию Давида, не
смогла этого сделать:
– Белая кровать, – Софа, едва сдержала смех, – это конечно хорошо. Это,
вроде как, образ принца на белом коне. Точно-о-о! Ну, сестре повезло! Тем
более, с принцами у нас в стране больше семидесяти лет напряженка. Одни, блин,
пролетарии. Гольдберг, фотографию подари, я классный час проведу.
– Софа, ну ты и язва. Мои соболезнования полководцу. Тут жизнь решается, а ты
шутишь.
– Не женись, – от чистого сердца посоветовала Софа.
– Ага! Сейчас! Софа, ну придумай что-нибудь. Что делать, если девушка все
красивое любит.
– Да замучила она всех со своей красотой. От ее указаний у меня голова
распухла.
То скатерти белые, салфетки зеленые, то тарелки не те, то бокалы не эти. Ресторан
– два зала, стулья красивые. Все должно быть красивое. А где ей всё это
красивое взять? Я уже от телефонных звонков вздрагиваю.
Чувствуя необходимость поделиться накопившимися эмоциями, Софа решила
подзадорить Давида:
– Я точно знаю, она тебе какой-то сюрприз готовит, не переплюнешь.
– Да с ней я как раз таки не собираюсь соревноваться. Мне бы букетик
переплюнуть, – тяжело вздохнул Давид, – а он из Парижа.
Давид вопрошающе посмотрел на Софу:
– Скажи, какой сюрприз?
– Сказала бы, да сама не знаю.
Софа хоть и ворчала, но она все же была согласна воплощать в жизнь задумки
этих двух любителей красивого. Ворчала она так, для порядка, нельзя же
квалификацию терять, тем более, профессия обязывает.
«Ну, кто еще, как ни я, – думала она, – способен все это вытерпеть и
сделать всё действительно красиво».
– Ладно, придумаем что-нибудь, – сжалилась Софа, – одной – елки посреди
ночи, другому – брачная ночь. Больные! А я, крайняя! Массовик-затейник! Придумывай
тут для них всякую ерунду. Еще одно её указание по поводу красивого и я на
другую сторону баррикады перейду.
– А лично я, не сопротивляюсь. Я тоже красивое люблю. Твою сестру, например!
– Ну, ладно, один секрет я точно знаю, – Софа решила сделать послабления в
режиме.
– Какой?
– Она в кольце твое имя написать хочет. Можешь сам проявить инициативу! Я
не скажу. Так и быть – стерплю!
– Софа, ты друг,– обрадовался Давид,– соболезнования полководцу отменяются.
Да, еще скажи, античный стиль или цвет, это как?
– А это тебе зачем?
– Зачем-зачем? Завтра придут комнату красить, Юле голубой цвет не нравится.
Она сказала сделать комнату в античном стиле или цвете. А я понятия не имею, что
это такое.
– А Парфенон твоей Юле не построить? Вообще, уже. Голубой цвет ей не
нравится. Сколько она в этой комнате жить собирается?
– Сколько бы не собиралась, а человеку должно быть приятно.
– О-о-о! Я смотрю вас уже завербовали.
– Да нет, – Давид заулыбался, – я сам сдался.
– Ну, точно больные!
Идите… идите… красьте.
Пирожки возьми. Я думаю, они немного скрасят, извините за тавтологию, вашу
предбрачную жизнь.
А насчет цвета, – Софа безнадежно махнула рукой в сторону новобрачного, –
объяснять долго, я сама к вам завтра утром зайду.
– Жених, постой, – она вдруг вспомнила еще одну немало важную вещь для
укрепления семейных уз, – ты какой кофе пьешь?
– Какой есть, такой и пью. В основном растворимый.
А что?
– К белой кровати купи кофе в зернах и чашку красивую. Девушка растворимый
не пьет!
Вот тогда она точно оценит ваш аналитический подход к семейной жизни!
– Красивая чашка это с цветочками?
– Нет, чашка тоже должна быть в античном стиле.
– Софа-а-а…
– Подожди, жених. Софа достала из шкафа подаренный Алькой кофейный набор с
греческим орнаментом, тот самый из которого Юлька пила свой пророческий кофе.
– Возьми, это символ вашего семейного счастья!
В след довольному родственнику Софа смотрела с нескрываемым сочувствием:
– Радуйся, не долго осталось! Замучает она тебя со своей красотой, – Софа улыбнулась,
– но ты сам сдался!
Глава 30
Оживающая от промозгло-слякотной зимы, Москва постепенно свежела. Обрадованные
ранним приходом весны, люди быстро меняли тяжелые шубы на легкие куртки и, распахнув
воротники, поднимали свои лица навстречу солнцу. И только Юля не замечала всех
прелестей просыпающейся природы. Сборы, коробки, чемоданы. Подготовка к свадьбе,
а вдобавок еще обмен квартиры.
«Сумасшедший дом! Где взять силы? Тут никакие стены не помогут». Юлька окинула
взглядом багаж и еще раз пересчитала все коробки и чемоданы. Придя в ужас от
полученного результата, она села в кресло, ждать своих друзей.
– Гаврилов, за три часа до начала регистрации ехать в аэропорт. Что мы там
делать будем?
– Да вашим способностям к разговорному жанру сам Ираклий Андроников позавидовал
бы. Эти три часа вам мигом покажутся, еще мало будет. Правда, Юлька, не могу
позже. Работа.
Количество багажа приятно поразило даже Гаврилова. За несколько лет жизни в
Москве, а к нему приезжали на постой родственники, друзья, знакомые, знакомые
родственников, друзей, знакомых и совсем незнакомых. И за все это время он
переносил столько всякой поклажи, что количество оной вполне могло сравниться с
годовым грузооборотом его родного города.
Гаврилов с нескрываемым удивлением посмотрел на багаж и с сожалением на
Юльку.
– «Бибигуль», тебя в самолет не пустят.
Оглядевшись, его жена Лара тоже засомневалась.
– Юль, я прям уверена, ридикюлей у тебя многовато.
– Многовато, не многовато, пустят, не пустят, Ларка, я не знаю.
Я сейчас, вообще, ничего не знаю. Каждый день реву. У других такое
количество событий на «столетия» рассчитаны. А у меня? Еще два месяца назад я ни
о ком и ни о чем не думала. Тихая спокойная жизнь, все размеренно, и главное –
понятно. А сейчас у меня такое чувство, как будто судьба меня специально испытывает.
То десять лет одних уродов подсовывала, то в один день выбери достойного. Я тут
как-то аналитический обзор своей жизни делала и знаешь, одного претендента
вспомнила. Брат моей бывшей соседки, узнал, что я не замужем и пришел ко мне знакомиться.
И знаешь, что принес?
Бутылку водки! Я не помню, как у меня хватило сил захлопнуть дверь и не
убить его. Мне интересно, на что он рассчитывал?
Неужели думал, что я сварю картошку в мундире, сбегаю на радостях в магазин
за килькой, мы напьемся, а потом вместе спать ляжем? И это представление зрелого
мужчины о женщине и о семье? Как потом выяснилось, он с серьезными намерениями
приходил.
Сейчас все, включая правительство, национальную идею ищут. Что ее искать? Эстетику
с детского сада преподавать надо. В школе всякую ерунду учат, а как между собой
с уважением должны люди общаться, никто не знает. А уж как достойно жить, это
вообще с английского не переводится.
– Нашла что вспоминать, всех не научишь,– с сожалением сказала Лара.
– Просто жалко и обидно, на какую ерунду люди жизнь тратят.
– Ты лучше скажи, что у тебя с Алексом?
– Да, в общем-то, ничего, если не считать, что он меня любит. Мне жаль его.
Он не с того начал.
А тут еще этот обмен. Алекс так обрадовался, когда узнал про отъезд соседей.
Теперь мы «дверь в дверь» живем. Все документы, всё сам оформлял. Наверное, мы
с ним слишком много времени вместе проводили. То в кафе нас красивой парой
назвали, то в больнице, доктор думал, что мы муж и жена. У Алекса и заклинило. Эмоции, вообще, не контролируются. На прошлой неделе
к нотариусу должны были идти, а я проспала. Он зашел за мной. Все было спокойно,
выходить собрались. Я куртку не успела надеть, он схватил меня на руки и в
постель. Все с такой молниеносной скоростью произошло, я только почувствовала что-то
влажное на животе. Меня такой ужас охватил, я говорю ему,
– Алекс, что ты делаешь? Как я Давиду в глаза смотреть буду? Я не могу
предать его.
А он как заорет: «Я люблю тебя. Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя, я
уже физически не могу без тебя. Мне что делать»?
– А сейчас, где он?
– В тот же вечер улетел. Хорошо, хоть самолеты есть. Летаем друг от друга,
я от него, он от меня.
Оказывается, во второй раз прилетел, хотел предложение мне сделать. Давид
помешал.
Кольцо мне подарил, а потом так на меня посмотрел, меня как будто жаром
окатило, я чашку из рук выронила. Все это при родителях происходило.
Я ушла. Потом, мне его мама сказала, она хотела, чтобы Алекс за мной пошел.
Но его отец не пустил:
«Разве ты, не понимаешь,– сказал он ей, – чем это все закончится? Он и ей, и
Давиду жизнь сломает. А ты думаешь, ему там развод дадут? Или счастливый или
богатый. Что-то одно! Всё вместе не бывает».
Ларка! У меня такое состояние, как будто меня прессом раздавили. Я так
устала, сил никаких нет.
Все от меня чего-то хотят, а не знаю, чего хочу я.
Лариса засмеялась, желая немного развеселить подругу:
– Что хотят - что хотят? А то ты не знаешь, что все хотят?!
– Ларка, ты же знаешь, как я мечтала о семье. А сейчас я не знаю, хватит ли
у меня сил сделать все, что хотелось и, вообще, нужно это кому или нет?
Может, и правда, тараканий симбиоз удобнее?
Приехал, получил удовольствие, уехал и никакой ответственности. Все
довольны, вот только не знаю, счастливы ли? Скажи мне, ты счастлива в семье?
– Меньше бы пил, была бы больше счастлива.
Не переживай, ты просто устала. А в жизни никогда и ничего не бывает
вовремя. Если бы все ждали, когда наступит это «вовремя», человечество бы
вымерло. Помнишь, к нам на дачу одно время зачастил Антон Шитов. Это мы с
Гавриловым хотели тебя с ним познакомить. Знаешь, что он про тебя сказал? Сказал,
что боится тебя.
– Ну, это он не про меня, а про себя сказал. Меня бояться не надо. Любить, вполне
достаточно.
Юля вдруг замолчала.
– Надо же, получается, Гольдберг самый смелый.
– Антон не из робкого десятка. Он с Женькой в Афганистане был, они там в
такие переделки попадали. Это он Женьку спас, когда его БТР перевернулся. А
сейчас Шитов в генштабе работает.
Услышав это, Юля рассмеялась.
– Ты что смеешься?
– Теперь понятно, почему у меня с вашим Шитовым несовместимость. Два
генштаба в одной семье – это слишком! Меня Гольдберг иногда генштабом называет.
– Вот видишь! Ты слишком самостоятельная, то тебе не с того начинают, то не
те стихи читают.
– Конечно не те? – Возмутилась Юля, – перед сном прошу Гольдберга почитай мне
стихи. У меня настроение – райский сад! А он мне – «Буря мглою небо кроет…». Представляешь,
ни одного нормального стихотворения не знает!
Лариса насмешливо смотрела на подругу:
– А мне Гаврилов каждую ночь Шекспира в подлиннике декламирует!
Юль, ну ты сама-то понимаешь, о чём ты?
– Понимаю! Я же не Луну с неба прошу. Для разнообразия мог бы и выучить.
– Тебе точно, замуж пора! – Засмеялась Лара.
Мне Алекса жаль, – вполне серьезно сказала она, – он умный человек. Вы с
ним больше подходите друг другу. Зная твои отношения с его родителями, он бы не
стал всю эту «кашу» заваривать, если бы хотел с тобой только переспать. У него
все гораздо сложнее, чем мы думаем.
– Я это понимаю, Лара, но он женат, а ты знаешь мое отношение к женатым
мужчинам.
А чем тебе Гольдберг не нравится?
– Да Гольдберг-то нравится. Но он жизни не знает. Сама говоришь, бабушка
брюки несет, мама рубашечку, папа бутерброд. А в жизни всё самому делать надо.
Юля пожала плечами.
– Гольдберг бюстгальтер не может расстегивать, а все остальное у него очень
хорошо получается. Одевается сам, правда, медленно, но сам.
Юле хотелось отвлечься и хоть немного избавиться от нервного напряжения, копившегося
всё последнее время, но у неё ничего не получалось и встреча с подругой не
принесла желаемого облегчения. Всё оказалось наоборот.
– Юль, твой Гольдберг конечно умный, тут и говорить нечего, но я о другом.
Давид он из под маминого крыла, за ним тридцать лет ухаживали, у него все
легко. Это он замуж выходит, а не ты.
А Алекс, он всему цену знает, и жизни, и любви, и твоим конфеткам. С ним, ты
будешь замужем.
– Ларка, ну хоть ты не мучай меня. У меня и так какой-то необъяснимый страх,
мне кажется, я все делаю неправильно. Одни сплошные сомнения. Спать спокойно не
могу. Думаю, думаю. Мне, правда, страшно. В первый день, когда я осталась у
Гольдбергов. Его мама дала мне халат. Представляешь, коричневого цвета в мелкий
бордовый и синий цветочек, да еще и какого-то больничного покроя. Ужас! Хорошо
Давид был в ванной. Я приложила халат к себе, кошмар, я сразу такой старой
теткой стала. У меня все внутри похолодело. Я отказалась надевать этот ужас, а
его мама говорит: «Халат новый, как раз для дома, для семьи»!
Неужели семья это болото, сродни этому халату? Ларка мне, правда, страшно.
Юля отвернулась и, не выдержав, разрыдалась.
Лариса пожалела, что сказала про Алекса, хотя она сказала то, что думала. Да
и про Гольдберга, наверное, зря. Кто его знает, как все в жизни повернется.
Думаешь одно, а получается совсем другое.
В общем, всё, как всегда.
– Юль, прости меня, зря я тебе все это сказала. Как ты решила, значит так и
правильно. А страх? Это естественно. Перед ответственным решением каждый
нормальный человек сомневается. А у тебя, действительно, как-то всё в одну кучу
свалилось. Не плачь! Все будет хорошо. Лара обняла подругу, хорошо понимая, она
попыталась успокоить её:
– И потом, всё, что ни делается, всё к лучшему.
– Да я всё понимаю, Лар. Я и сама об этом думала. Понимаешь, к Давиду у
меня чувство возникло. Он мне ангелом достался. С ним я ни о чем не думала. Я просто
делала то, что чувствовала.
– Не реви, успокойся, всё будет хорошо!
– А Алекса, – Юлька заплакала еще сильнее, – и мне жаль, но я же не могу разорваться.
– Ну, не реви! Слышишь? Кажется, твой рейс объявили.
– Ларка, а вы когда прилетите?
– Точно еще не знаю, Как у Женьки с работой.
– Ну, ты что? Я же буду вас ждать.
– Прилетим! Ты еще этим голову себе не забивай.
– Когда?
– Я маме позвоню и все скажу.
– Ну, вот так всегда! И поговорить толком не успели!
